Как правило, представители молодежных групп искренне стремятся к активному занятию каким-либо «настоящим» делом, но не имеют ни малейшего представления о том, каким именно это дело может быть. Кроме того, они остро нуждаются в получении немедленного, быстрого результата (при этом не просто так, а в результате достаточно тяжелых для них усилий, по поговорке «без труда не вытянешь и рыбку из пруда»), – хотя бы в виде похвалы старших товарищей. С одной стороны, это делает практически невозможным их масштабную самостоятельную деятельность (при этом в силу ограниченности личного опыта они еще и сами не могут определить, какая деятельность является перспективной, а какая нет), с другой – превращают их в незаменимых помощников любой сознательной и конструктивной политической силы.
Сотрудничество с ними со стороны «взрослых» политических структур воспринимается ими не только как возникновение новых (а порой и единственных) жизненных перспектив, но и как определенное признание их собственных достижений, признание их собственной состоятельности, что с лихвой компенсирует раздражающее легкомыслие, необязательность и безграмотность основной части молодежи, зачастую (по крайней мере в Москве) замешанные еще и на не имеющей под собой реальных оснований корысти.
Представляется, что наилучшие объективные предпосылки для эффективного сотрудничества с молодежью имеет современная объединяющаяся оппозиция.
Помимо естественного стремления молодежи к справедливости и резкого сужения в последние годы реальных перспектив городской молодежи, существенно и практическое исчезновение в последние годы возможностей политической карьеры в рамках структур правящей бюрократии. Если еще в 1999 году на съезде «Единства» молодые люди в камуфляже простодушно признавались, что приехали туда, «чтобы стать начальниками», то к настоящему времени ни у кого не вызывает сомнение отсутствие свободных мест в сложившейся «вертикали власти». Возникающие же вакансии (вплоть до руководителей федеральных структур партии «голубых медведей») заполняются преимущественно родственниками, знакомыми, любовницами и прочими приближенными действующих руководителей. Соответственно, не вызывает сомнений и невозможность для молодых людей, не принадлежащих к этому узкому кругу, серьезно рассчитывать на сколько-нибудь успешную официальную карьеру, в том числе и в молодежной «Единой России».
Даже движение «Наши», стремительно слепленное по калькам «Идущих вместе», уже практически полностью сформировало свой корпус руководителей, и рассчитывать на что-либо его новым (как и рядовым старым) членам, строго говоря, не приходится.
Поэтому оппозиция может рассматривать молодежное движение как своего естественного союзника и естественный резервуар постоянно готовых к действию кадров.
Вместе с тем далеко не все видные оппозиционные политики сознают, что молодые люди, пусть даже и стремящиеся к политической деятельности, – это не рабы, а их готовность к сотрудничеству – лишь предпосылка успеха, но далеко еще не сам успех.
Для реализации этой предпосылки нужно не просто приложить значительные усилия, но и быть добросовестными (ибо молодежь, тонко чувствуя фальшь, не прощает ее), а также заранее создавать возможности массового повышения социального статуса молодых оппозиционных политиков, пусть даже и за свой собственный счет. Это крайне болезненно, это требует колоссальной и неблагодарной организационной работы, но без этого ни одна политическая структура не может успешно существовать сколь-нибудь долгое время.
Существенной чертой молодежного движения, которое обязательно надо учитывать, является, наряду с его колоссальной раздробленностью и разобщенностью, готовность действовать вместе. Несмотря на эпатажные и резкие заявления, естественные для молодых (вроде «я не буду стоять на демонстрации рядом с уродами-сталинистами!»), они не успели застать и лично пережить склоки 90-х годов. Соответственно, заимствованная у «старших товарищей» ненависть к людям с чуть-чуть иными политическими представлениями не имеет личного оттенка, не сопровождается воспоминаниями об отобранных деньгах или постах и потому, с одной стороны, охватывает небольшое количество людей, а с другой, является, как правило, внешней, наносной.
Молодые значительно легче действуют вместе, и весьма характерно, что реальное объединение протестного движения началось именно с них – с совместных уличных акций молодых коммунистов и «яблочников» (считаю полезным напомнить, что депутаты прошлой Госдумы от этих партий, голосуя практически одинаково, тем не менее считали необходимым регулярно распинаться если и не в ненависти, то, по крайней мере, во враждебности друг к другу).
Молодежь сыграла исключительно большую непосредственную роль и в исключительно важной, рубежной для процесса объединения оппозиции демонстрации 1 мая 2005 года, в которой, несмотря на ее относительно небольшую численность (около 15 тыс. чел.), впервые участвовали все сколь-нибудь значимые левые движения. Более того: впервые в истории первомайских демонстраций коммунисты потеснились и пригласили выступить руководителей всех левых оппозиционных организаций – от Лимонова до Рогозина.
Молодежные организации сыграли исключительную роль не только в придании демонстрации небывалой зрелищности, которая в конечном счете способствовала ее широкому и яркому освещению в СМИ (представители этих организаций публично порвали портрет Путина и в его маске с лаем набрасывались на представителей СМИ, пытаясь их искусать), но и в пробуждении небывалой после 4 октября 1993 года солидарности самых разных групп оппозиционеров.
Как известно, в ходе последующего митинга произошла одна из ставших обычной в последние годы провокаций: представители ОМОНа на автобусе въехали в плотные ряды участников митинга, едва не раздавив нескольких людей, захватили нескольких молодых людей и спешно увезли их куда-то.
Совершенно неожиданной была реакция участников митинга. Насколько можно понять, они не просто бросились на защиту, в общем, не только неизвестных, но и не очень симпатичных многим из них молодых людей (и даже отбили их руководителя у милиционеров), но и перешли в наступление на омоновцев! И это наступление оказалось успешным: прижав их к стене Госдумы, участники митинга заставили их, по сути дела, просить пощады, а затем загнали в подземный переход.
После этого участники митинга не разошлись с чувством успешно выполненного долга, а сумели осознать (что для массы народа обычно бывает весьма затруднительно), что освободить захваченных им, несмотря на локальный успех, все же не удалось. В результате около тысячи человек (каждый пятнадцатый, а если верить официальным милицейским сводкам – каждый десятый участник митинга, что является исключительно высоким уровнем солидарности) пошли довольно далеко – к зданию Генпрокуратуры на Малую Дмитровку – требовать освобождения захваченных. Помимо молодежи там было довольно большое количество и пожилых людей, вроде бы чуждых интересам молодых, – и это тоже новое проявление солидарности.
Прибывшие пять (на виду было два) автобусов ОМОНа даже не попытались оттеснить митингующих от Генпрокуратуры, хотя с технической точки зрения сделать это ничего не стоило, а «горячие головы» из числа демонстрантов уже лезли на ее ворота. Вместо жестких репрессивных действий, на которые власть с формальной точки зрения имела все права (митинг-то у здания Генпрокуратуры был стихийным, то есть несанкционированным) и которые в той ситуации были бы вполне эффективными, представители государства вступили в переговоры. Более того: в результате этих переговоров все задержанные участники демонстрации были отпущены на свободу!