Сермяжный постмодернизм «красно-белого союза», таким образом, не лишен был объединяющей основы. За что бы ни сражались «красные» и «белые», и те и другие являлись властью. И те и другие были авторитарны, и те и другие, в конечном счете, формировали бюрократию и опирались на нее. Поддерживалось в советском опыте все то, что роднило его с царизмом, с империей, все, что в нем было консервативного, реакционного. И отвергалось все, что опиралось на традицию революции, освободительной борьбы, прогресса. Это была советская традиция, очищенная от коммунистической идеологии, лозунгов классового противостояния и демократических идеалов первых ленинских лет. «Сталинизм без социализма» — так характеризовал кредо Путина один из западных журналистов [327] . «Единая Россия» — партия бывших советских бюрократов, восторженно поддержавших капитализм, оказалась, по существу, наиболее последовательным воплощением «красно-белого союза».
Реформаторы начала 1990-х сплошь были выходцами из семей старой советской элиты. Разрушая все, что было создано за предшествующие десятилетия, они не переставали гордиться своими предками, расстреливавшими царских генералов или участвовавших в сталинских репрессиях. И это логично. Если бы не революция с ее «красным террором», не возглавляли бы потомки «пролетарских выдвиженцев» государственные учреждения новой капиталистической России. Не было бы советской индустриализации, нечего было бы приватизировать. Миллионы людей должны были умирать и убивать друг друга для того, чтобы новые хозяева могли насладиться жизнью.
Хотя именно оппозиция сформулировала принципы «красно-белого союза», принципы эти, увы, оказались непригодны для оппозиционной деятельности. Зато они идеально подошли для партии власти.
«Красно-белая» идеология могла вдохновлять участников оппозиционных митингов лишь в то недолгое время начала 1990-х гг., когда оппозиция была консервативна, а власть выглядела «радикальной» и проводила в стране перемены. Но теперь, когда перемены завершились, новый порядок сложился и власть заинтересована в стабильности, она с удовольствием заимствовала идеи и образы, старательно подготовленные оппозицией. Сами бюрократы идеи рождать неспособны.
Коммунистическая оппозиция подготовила почву для торжества новой партии власти. Она в поте лица трудилась над созданием новой «национальной» идеологии, которая позволит примирить Россию с капитализмом (а заодно — с коррупцией, полицейским произволом, притеснением национальных меньшинств и другими «отечественными традициями»). Сделав свою работу, она обречена была уйти.
КРИЗИС КПРФ — «КРОТЫ» ПРОТИВ «СТАВЛЕННИКОВ ОЛИГАРХОВ»
Крушение КПРФ на выборах 2003 г. было закономерным результатом всей предшествующей политики Зюганова и его окружения. Но решающую роль в развале партии сыграла внутренняя борьба, разворачивавшаяся в партийных верхах на протяжении всего предвыборного года.
В январе 2003 г. близкая к руководству КПРФ газета «Завтра» опубликовала статью «Операция “Крот”», в которой открыто объявляла предателем Геннадия Семигина, руководителя созданного при партии Народно-патриотического союза России, одного из наиболее влиятельных членов думской фракции. После некоторых колебаний публикацию в газете «Завтра» поддержал и сам Геннадий Зюганов.
Чистки в руководстве КПРФ происходили периодически, и жертвами их, независимо от идеологических позиций, оказывались политики, рост влияния которых становился неудобен для лидера. Так из фракции и партии был изгнан патриотический идеолог Алексей Подберезкин, многолетний спикер Государственной думы, и традиционное второе лицо КПРФ Геннадий Селезнев. Однако за атакой против Семигина скрывались куда более серьезные разногласия в руководстве.
С одной стороны, Семигин и его сторонники были настроены на более тесное сотрудничество с Кремлем. Партия Зюганова всегда была готова к компромиссу с властью, но времена менялись. Если при Ельцине достаточно было закулисных договоренностей, то теперь администрация президента требовала открытой демонстрации лояльности. Чувствуя, что почва уходит из-под ног, Зюганов и его команда готовы были искать поддержки у оппозиционно настроенных к Кремлю олигархов. Сначала в этом качестве возник Борис Березовский, с которым стала активно сотрудничать газета «Завтра». Опальный банкир, ранее объявлявшийся ключевой фигурой еврейского заговора, теперь предстал перед изумленными читателями этого националистического издания в качестве борца за демократию и защитника угнетенных. Вскоре, однако, Березовского в роли генерального спонсора коммунистического движения сменил более респектабельный персонаж — руководитель нефтяной компании ЮКОС Михаил Ходорковский.
С точки зрения Ходорковского, надеявшегося ограничить всевластие Путина с помощью расширения полномочий парламента, сотрудничество с КПРФ, ведущей партией думской оппозиции, выглядело вполне логично. Независимо от идеологии, тактическое совпадение интересов было налицо. Но руководство КПРФ со своей стороны тактический альянс с Ходорковским объяснить было не в состоянии. Оно вообще ничего не объясняло своим сторонникам, ибо руководствовалось не политической, а коммерческой логикой: услуги в обмен на деньги. Как ехидно заметил один из левых журналистов, лидеры партии продемонстрировали «психологию мелких лавочников» [328] . Парадоксальным образом в краткосрочном партнерстве коммунистов и Ходорковского именно первые пытались действовать как коммерсанты, а второй — как политик.
Спор о будущем партии выродился в столкновение «людей Кремля» с «людьми Ходорковского». Склока происходила прилюдно. Взаимные обвинения публиковались в средствах массовой информации. Зюганов использовал газету «Завтра» и партийную прессу. Семигин, который был не только патриотическим депутатом, но и предпринимателем, создал собственную «Родную газету».
Параллельно с борьбой между «зюгановцами» и «семигинцами» разгорелся скандал вокруг известного экономиста Сергея Глазьева. Попытки Глазьева занять более значимое место во фракции натолкнулись на противодействие руководства. В итоге Глазьев, который формально никогда не состоял в КПРФ, начал создавать собственный избирательный блок к парламентским выборам. В администрации президента на этот блок смотрели благожелательно, но помогать амбициозному Глазьеву в преддверии президентских выборов 2004 г. явно не спешили. В итоге возник блок «Родина», где Глазьев объединился с известным своей близостью к Кремлю Дмитрием Рогозиным и менее известными националистами, оказавшимися в 1999—2003 гг. за бортом парламента. Обещание свое президентская администрация сдержала, блок «Родина» получил широкий доступ к телевизионному эфиру и прошел в Думу. Правда, сразу после выборов во фракции произошел раскол, и Рогозин попросту выкинул Глазьева с поста председателя.
На протяжении 1990-х гг. лидеры КПРФ постоянно повторяли, что она является единственной «настоящей» партией в стране, во всяком случае, единственно массовой. Однако в начале 2000-х гг. численность партии стремительно падала [329] . По утверждению семигинцев, она сократилась с 550 тыс. человек до 250 тыс., причем «произошло это отнюдь не из-за «вымирания» старых коммунистов, а за счет оттока партийцев, не согласных с политикой партийного руководства» [330] . Из партии наиболее часто уходили именно люди среднего возраста, в то время как коммунистическая молодежь старалась организоваться отдельно от старших товарищей. Недовольная политикой Зюганова, она не испытывала особой симпатии и к семигинцам.