«Непримиримых» постоянно провоцировали, а те неизменно поддавались на провокацию. На улицах столицы происходили настоящие сражения. Первый раз это произошло 23 февраля 1992 г., когда милиция избивала демонстрантов, пытавшихся возложить цветы к Могиле Неизвестного солдата. Демонстранты ответили яростным и организованным сопротивлением, в нескольких местах прорвали оцепление. Появились первые раненые — пока главным образом со стороны митингующих.
Вторая уличная битва, затмившая первую, произошла 1 мая 1993 г.
Почему из множества оппозиционных демонстраций кровопролитием закончились именно эти — праздничные, когда люди, собственно, шли не протестовать и бороться, а, скорее, просто отметить свой праздник? Власти явно стремились превратить традиционные советские праздники в повод для кровавых разборок. Первомайское побоище 1993 г. явно должно было стать поводом для очередного завинчивания гаек. Столкновения на улицах и площадях столицы были прелюдией к танковым залпам по зданию парламента. И роль, которую сыграла во всех этих событиях «непримиримая оппозиция», — далеко не только героическая.
Итоги референдума оказались неприятным сюрпризом и для правительства и для непримиримых. Власти при всем старании не могли скрыть того факта, что «всенародно избранного президента» поддержала лишь треть населения. Но и непримиримая оппозиция потерпела неудачу. До 25 апреля она могла говорить от имени всего народа. Референдум показал, что это не так. «Партия неголосующих» впервые в России оказалась самой крупной. Она явно была не с президентом, но никак не на стороне «непримиримых».
Тактика непримиримых, оттолкнув миллионы людей, фактически сработала на Ельцина. Но положение дел могло измениться по мере роста новой оппозиции. Эта новая оппозиция, представленная относительно умеренными депутатами, директорами предприятий, профсоюзными лидерами и в некоторых случаях демократическими левыми, способна была привлечь на свою сторону «партию неголосующих», окончательно изменив соотношение сил не в пользу Ельцина. Если в 1992 г. на первомайский митинг профсоюзов явилось не более 10 тыс. человек, то в 1993 г. по Тверской улице прошла внушительная 25-тысячная колонна.
Власть сознавала, что сомнительных итогов референдума было явно недостаточно для разгона парламента или для того, чтобы ввести чрезвычайное положение. В правящих кругах развернулась острая дискуссия между сторонниками «жестких мер» и «умеренными», которые призывали хотя бы формально оставаться в рамках законности. Первого мая сторонники «жесткой линии» сказали свое слово.
Драка была заказана. Еще до того, как на Гагаринской площади пролилась первая кровь, в Москве начали происходить «странные» события. Московская федерация профсоюзов получила от мэрии предварительное разрешение на митинг на Красной площади и объявила об этом своим членам. Организационная машина была запущена, по городу были расклеены листовки с призывами выйти на первомайский митинг, формировались колонны. Но в последний момент, когда ничего сделать было уже нельзя, власти неожиданно запретили митинг на Красной площади, предложив другие места.
Было сделано все, чтобы профсоюзная демонстрация кончилась столкновениями с силами порядка. Надо отдать должное руководству МФП, которое нашло выход из ситуации. Митинг состоялся на Манежной площади, отгороженной от Кремля не только милицией, но и профсоюзными дружинниками.
Коммунистическая демонстрация на Октябрьской площади началась довольно мирно. Когда милиция преградила демонстрантам путь в центр, они покорно повернулись и пошли в обратном направлении, хотя перед ними не было ни водометов, ни бойцов ОМОНа в бронежилетах. На Крымском мосту демонстрантов вновь встретила милиция, на сей раз гораздо лучше оснащенная. Коммунистические колонны вновь развернулись и пошли в ту сторону, куда толкала их милиция. Они шли по Ленинскому проспекту, очищенному от транспорта, шли спокойно и организованно, пока у входа на Гагаринскую площадь, на самом узком месте, когда нельзя было уже ни развернуться, ни уйти в сторону, их встретил ОМОН. Остановить 70-тысячную толпу, разогнавшуюся на проспекте, было уже невозможно.
Когда при Горбачеве демонстранты из «Демократической России» в марте 1991 г. пытались прорваться к центру, милиция остановила их на Пушкинской площади, оставив людям возможность уйти по бульварам или разойтись и сесть в метро. И хотя здесь тоже были экстремисты, пытавшиеся прорвать ограждения, были водометы и войска в бронежилетах, все обошлось благополучно, если не считать нескольких помятых курток и разорванных в сутолоке брюк.
На сей раз все было сделано наоборот. Организаторы демонстрации, в отличие от лидеров МФП, не попытались избежать столкновения или остановить толпу. Но даже если бы они и пошли на это, у них бы ничего не вышло. Толпа на полном ходу врезалась в цепь ОМОНа. Итог хорошо известен: более 500 раненых, один убитый.
Любопытно, что Лужков, возглавлявший в 1991 г. Исполком Московского городского Совета, прекрасно мог изучить мартовскую операцию. И став вице-мэром, а затем мэром, сделал все возможное, чтобы подобный мирный исход не повторился 23 февраля 1992 и 1 мая 1993 г. Поскольку именно Лужков не раз публично выступал как сторонник самых жестких мер против оппозиции, а контролируемая им столичная пресса по своей агрессивности превосходила даже пропагандистские органы центрального правительства, здесь нетрудно заметить некоторую логику.
Лидеры непримиримых немедленно объявили произошедшее преднамеренной провокацией Ельцина. Но судя по реакции российских властей, те тоже были обескуражены. Вечером 1 мая вице-премьер Сергей Шахрай и выступавший от имени президента Сергей Филатов выглядели растерянными. Шахрай даже пообещал, что, скорее всего, правительство падет к осени, а затем добавил, что предпочел бы победу коммунистов на выборах, а не на баррикадах. Напротив, ведущий программы «Итоги» Евгений Киселев вел себя очень агрессивно, обвинял власти в нерешительности и попустительстве «красным», грозил, что Ельцин утратит поддержку своих сторонников, если не предпримет чрезвычайных мер. Программа «Вести» призывала: не дадим распоясавшимся революционерам превратить Москву в Лос-Анджелес! Дикторы телевидения даже не отдавали себе отчета в том, что после нескольких лет пропаганды «американского образа жизни» это заявление звучало несколько странно.
Как только Ельцин появился перед своими сторонниками в Зеленограде, из толпы раздались крики о том, что надо расстрелять 26 коммунистов, арестованных 1 мая. Радостно улыбнувшись, Ельцин пообещал, что суд разберется. Но это не вызвало в его стане одобрения. 4 мая «Московский комсомолец» и «Куранты» поместили на первой полосе статьи с резкими нападками на Ельцина. Президента обвиняли в трусости, слабости, потворстве «коммунистическим бандитам». Если президент не примет меры, грозили в один голос «радикальные демократы», он утратит нашу поддержку и доверие; не надо бояться чрезвычайного положения, надо немедленно запретить оппозицию, ограничить деятельность профсоюзов, закрыть антиправительственные газеты.
Вряд ли все это было заказано самим Ельциным. Скорее можно говорить о мощной кампании давления на Ельцина и умеренных в руководстве России. Осознавая, что сохранение демократических свобод неминуемо сведет на нет все завоевания «демократов», часть правящих кругов пыталась вынудить Ельцина на крайние меры. К их величайшему разочарованию, правительство, «обжегшееся» на двух попытках нарушить Конституцию, теперь предпочитало выждать.