На публику обрушился очередной поток грязи. Участники информационной войны не стеснялись даже разыгрывать антисемитскую карту — издания, близкие к Березовскому, напоминали об еврейском происхождении бывшего премьера Евгения Примакова, примкнувшего к «Отечеству», а издания, ориентирующиеся на Лужкова, не забывали упомянуть о национальности самого Березовского. Вновь всплыла и история о несостоявшемся «народном автомобиле». Телевизионные «аналитические» шоу потрясли даже видавших виды российских зрителей. На экране показывали, как неугодный Кремлю генеральный прокурор Юрий Скуратов занимается любовью с двумя проститутками, как чеченские боевики рубят голову пленному и даже как производится хирургическая операция, похожая на ту, что сделали Примакову в Швейцарии. В последнем случае тошнотворные кадры явно демонстрировались с единственной целью вывести из равновесия одного конкретного зрителя — самого Примакова. Что и было достигнуто. Взбешенный экс-премьер начал звонить в эфир конкурирующей информационной программы и жаловаться. «Грязные медиавойны, которые ведут политически ангажированные телемагнаты через своих продажных журналистов, давно уже стали нормой на российском телевидении, — писал Андрей Золотов в «The Moscow Times». — То же можно сказать о сценах насилия и секса, которые никогда не увидишь в Соединенных Штатах или Европе». И все же, продолжает Золотое, на этот раз «так называемые серьезные телепрограммы еще больше опустились» [246] .
БОЛЬШАЯ ИНФОРМАЦИОННАЯ ВОЙНА
Самый большой выброс компрометирующих материалов произошел все же не в российской, а в западной прессе. В августе 1999 г. в «New York Times», «Corriere della sera» и других западных изданиях началась публикация статей об огромных масштабах коррупции в Кремле, отмывании грязных денег через американские банки и т. п. Для российского читателя здесь не было практически ничего нового. Почти все эти сведения и оценки в той или иной форме у нас уже публиковались (достаточно вспомнить историю с бесследным исчезновением 500 млн. долларов первого транша «угольного» кредита, предоставленного России Всемирным банком). На протяжении многих лет подобная информация была вполне доступна также для западных журналистов и дипломатов, которые ее демонстративно игнорировали. Неожиданный интерес на Западе к коррупции в Кремле сопровождался утечками данных из российской и швейцарской прокуратур и из соответствующих органов в США. Если в России любую информацию можно просто купить, то аналогичные утечки в Швейцарии выглядели несколько странно.
Показательно, что еще во время Балканской войны весной 1999 г. обозреватель «New York Times» Томас Фридман писал: «Даже полумертвый и смертельно пьяный Борис Ельцин все еще представляет огромную ценность для США. Никто из российских лидеров сегодня не обладает такой лисьей хитростью и медвежьей хваткой, как старина Борис. Нам его будет не хватать» [247] .
К лету настроения в американских политических кругах стали меняться. Все большее число политиков и государственных чиновников задумывалось о том, как строить отношения с Россией после Ельцина. А это значило, что надо заранее устанавливать связи с будущими победителями. Другое дело, что в Вашингтоне не могли толком понять, кто таким победителем станет. Более того, после дефолта 1998 г. Запад практически не обладал эффективными рычагами для воздействия на ситуацию в России. Близкие к ним группировки были ослаблены и скомпрометированы, а новые связи устанавливались медленно.
Американские политики и журналисты вдруг «открыли» в России факт массового казнокрадства и нелегального вывоза капитала. Западная пресса, по аналогии с уотергейтским скандалом 1970-х гг., заговорила про Russiagate. Признано было даже то, что приватизация в России была по сути разворовыванием народного достояния. Редакционная статья «The Moscow Times» констатировала, что все это сплошное лицемерие: «На самом деле американцы поддерживали российскую приватизацию как свою собственную политику» [248] .
Российская публика, порядочно уставшая от потоков грязи в газетах и на телеэкранах, на американские разоблачения реагировала вяло. Правда, было несколько забавно, что западная и наша либеральная пресса фактически доказывали правильность обвинений, выдвигавшихся коммунистами против Ельцина и его окружения в 1995—1996 гг. Обвинений, которые те же газеты ранее яростно отвергали. В целом же доверие населения к прессе падало, все участники информационных войн вызывали одинаковую неприязнь.
Зато в Кремле публикации, появившиеся на Западе, были расценены как политический сигнал. Чем бы ни были вызваны статьи в «New York Times» на самом деле, для русских начальников это был знак того, что в Вашингтоне ищут замену Ельцину. Между тем Ельцин, а главное — его команда—уходить не собирались. Березовский и «семья» президента оценили кампанию в западной прессе как «антироссийскую». Вашингтон поддерживал Ельцина и тогда, когда тот развалил Советский Союз, и тогда, когда расстреливал собственный парламент, и тогда, когда бомбил мирных жителей в Чечне. Смену настроений на Западе воспринимали в Кремле как предательство.
Таким образом, попытки западных политиков отмежеваться от русской коррупции лишь усугубили кризис в России. На Кремль «предательство» американцев подействовало весьма своеобразно. Перспектива ареста счетов в западных банках стала совершенно реальной. Чиновники и олигархи из ельцинского окружения внезапно обнаружили, что бежать им, в случае чего, некуда. До сих пор многие «демократические» черты российской власти были необходимы для того, чтобы доставить удовольствие Западу. Теперь поняли, что угождать Западу не обязательно. Начав антиельцинскую кампанию, западная Большая (Mainstream) пресса фактически подталкивала московские верхи к еще большему авторитаризму.
Описывая войну, разразившуюся между соперничающими финансово-политическими группами, журнал «Власть» писал: «Победители получат шанс обратить большие долги в большие деньги, а проигравших ждет неминуемое банкротство и уход со сцены. Это в лучшем случае. А скорее всего — судебный процесс. Эмиграция в приличную страну с остатками капитала исключена.
За кордоном проигравших ждет незавидная доля виновников Russiagate. Столь громкий скандал не может тихо закончиться. Победителей, как известно, не судят, тем более когда они во главе ядерной страны. А проигравшие станут той жертвой, которая смоет с России клеймо “бандитской страны”, которым ее наградили западные масс-медиа» [249] .
О том, что перед выборами разразится политический кризис, который скорее всего закончится резким изменением правил игры, все знали заранее. Неизвестной была лишь форма предстоящего кризиса. «У “семьи” почти не осталось выигрышных ходов в рамках закона», — констатировал обозреватель «The Moscow Times» Джонас Бернстайн в начале августа [250] . Но он был не совсем прав. Некий запасной вариант был, и он начал реализовываться. Не прошло и месяца, как началась война в Дагестане, а затем в Москве прозвучали взрывы.