Кризис начала XXI века является не просто очередным конъюнктурным спадом в рамках «естественного» рыночного цикла. Он представляет собой результат долгосрочных процессов, происходивших в капиталистической экономике на протяжении по крайней мере двух десятилетий, и ставит под вопрос господствовавшую в эту эпоху неолиберальную модель. Иными словами, речь идет о ярко выраженном системном кризисе. XX век знал по крайней мере два таких кризиса – в 1929–1933 и в начале 1970-х годов. Оба раза кризис завершился становлением новой модели капитализма (в первом случае – кейнсианской, во втором – неолиберальной), но оба раза под угрозой было само существование системы. Хотя основная угроза системе и в 1929–1933 и в 1970-е годы исходила слева, но одновременно поднимались и ультраправые силы. В годы Великой депрессии нацизм пришел к власти в Германии, фашистская угроза была совершенно реальна во Франции. Показательно, что именно в это время сталинский режим в СССР принял окончательно тоталитарную форму. Репрессии и централизованно-замкнутая экономика стали ответом Сталина на кризис мирового рынка. Революционные движения «красных тридцатых» тоже потерпели неудачу, но социал-демократические реформы в Европе и в США изменили облик капитализма к началу 1950-х годов.
В 1970-е годы левая альтернатива была представлена чилийской и португальской революциями. Радикальные движения, потерпевшие неудачу в 1968 году, казалось, готовы были обрести второе дыхание. Но именно в это время неолиберальная модель впервые была реализована на практике военными диктатурами в Латинской Америке. Поражение левых, ставшее очевидным к концу 70-х годов, предопределило исход кризиса.
На сей раз левые имеют шанс взять реванш. Исторически левые всегда выполняли двоякую роль в рамках капитализма. С одной стороны, они боролись за качественно новое общество, за социализм. С другой стороны, они реформировали капитализм и тем самым по существу спасали его. Сказанное относится не только к реформистам, но и к революционерам. Парадоксальным образом одно было невозможно без другого. Реформа требовала воздействия на систему «извне», как в политическом и социальном, так и идеологическом смысле. Без альтернативной идеологии невозможно было сформулировать и новые идеи, которые затем ложились в основу реформистских программ. Кризис капитализма в 1929–1934 годах завершился широкомасштабной реформой. Кризис 1970-х годов кончился буржуазной контрреформацией. Чем закончится кризис начала XXI века?
Неизбежность возвращения левых на политическую авансцену очевидна даже с точки зрения долгосрочных интересов самой буржуазии или, по крайней мере, определенной ее части. Причем те левые партии и политики, что приняли правила игры 1990-х годов, становятся совершенно беспомощными перед лицом кризиса. Они не могут предложить что-то значимое трудящимся классам, но не способны уже и эффективно обслуживать правящие круги. На передний план выходят более радикальные силы. Что смогут они предложить?
Точно так же, как и в прежние эпохи, среди левых формируются два течения. Одни стремятся преодолеть капитализм, другие – улучшить его.
Кризис начала XXI века заставляет переосмыслить итоги века XX.
Глобализация, воспетая тысячами журналистов и аналитиков, отнюдь не является чем-то новым для капитализма. Еще в 1970-е годы Иммануил Валлерстайн показал, что капитализм первоначально возникает именно как глобальная система. Национальные капитализмы (или пресловутые «локальные рынки») начинают развиваться позднее именно под воздействием процессов, произошедших в «мироэкономике». Капитализм цикличен, и это не относится только к рыночным «бизнес-циклам» подъема, спада и восстановления, наблюдаемым так или иначе каждое десятилетие.
Речь идет о куда более глобальных и масштабных процессах. В 1920-е годы великий русский экономист Николай Кондратьев, анализируя динамику цен за полтора столетия, обнаружил своего рода «длинные волны» капиталистического развития. Слова о том, что «история повторяется» (вдобавок, еще и в виде фарса), стали банальностью по отношению к политическим событиям. Но это даже в большей степени относится к экономической истории.
Периоды глобализации – это время экспансии торгового и финансового капитала, эпохи, когда господствует идеология свободной торговли. Они сопровождаются варварским использованием людей и ресурсов, бурным «накоплением капитала», впечатляющими технологическими новациями, от которых никак не улучшается жизнь большинства населения.
Заканчиваются такие периоды продолжительными кризисами, военными конфликтами и революциями. По окончании подобных потрясений капиталистическая мироэкономика восстанавливает равновесие, но на сей раз господствующее положение занимает промышленный капитал, пользующийся активной поддержкой государства. Да, местные рынки начинают играть решающую роль в развитии. Но происходит это не само по себе, не потому, что бизнесмены, разочарованные в мировой экономике, бросаются вкладывать деньги у себя на родине, а потому, что меняются правила игры. Условием развития местных рынков являются протекционизм и государственное регулирование.
Первый цикл глобализации совпал с Великими географическими открытиями. Тогда же появляются первые транснациональные корпорации. Когда в середине XVI века английский король Эдуард VI отправляет экспедицию на поиски северного морского пути в Китай, он пишет сопроводительное письмо, попавшее в конечном счете не к китайскому императору, а к московскому царю Ивану Грозному. Это письмо представляло собой краткое изложение доктрины свободного рынка, мало отличавшееся от рекомендаций, которые привезли в Москву четыре столетия спустя эмиссары Международного валютного фонда.
За экспансией XVI века последовал кризис XVII века, сопровождавшийся русской Смутой, Тридцатилетней войной в Германии, гражданскими войнами в Англии и Франции. Европа вышла из кризиса под знаменем «меркантилизма», который как господствующая идеология равно господствовал при дворе французского «короля-солнца» и московских Романовых. Это была идеология протекционизма, поощрения национального производителя, государственного вмешательства. Начался экономический подъем XVIII века, кульминацией которого стала промышленная революция в Англии.
Аналогичный цикл мы наблюдаем в XIX–XX столетиях. После промышленной революции лидирующая Британия навязывает всему миру свободную торговлю. Либеральная экономика достигает расцвета, но уже в 1870-е годы начинается затяжная депрессия. Выхода из нее искали в колониальных захватах и гонке вооружений. Положение дел лишь усугублялось. XX век начался с войн, кризисов и революций (не только в России, но и в Мексике, Китае, Венгрии, Германии). После чего начинается эпоха «кейнсианства». Нетрудно догадаться, что теория Дж. М. Кейнса, овладевшая умами мировых лидеров в концу 1930-х годов, была интеллектуально более развитой версией все того же «меркантилизма».
Технологическая революция на рубеже XX и XXI веков, казалось, вновь вернула нас к свободной торговле и глобализации. Но ненадолго. Отличительной чертой нынешней, третьей глобализации является то, что, несмотря на невероятные масштабы и огромный идеологический шум, она оказалась гораздо менее длительной, чем предыдущие, исчерпав свои возможности за какие-то 25 лет. Капитализм опять в кризисе. Это кризис структурный. И даже если рыночная конъюнктура несколько улучшится, трудности преодолены не будут. Впереди эпоха экономической депрессии, социального кризиса, политической и военной нестабильности.