Маргиналы пойдут за идеями, которые берут верх в обществе. Такова их природа: чем более противоречиво и зависимо их положение, чем менее они способны сформулировать собственный интерес, тем более они восприимчивы к идеям, «витающим в воздухе».
Это могут быть идеи революции, социального прогресса, освобождения.
Это может быть бегство от свободы, фашизм, религиозный экстремизм.
Средний класс имеет шанс выбирать. Он мечется между соблазнами реакции и мечтой революции.
Нужно, чтобы левые идеи взяли верх. И дело, по большому счету, уже не в левых. Речь идет даже не о том, возможен ли мир, отличающийся от нынешнего. Вопрос стоит куда жестче: будет ли через пятьдесят лет существовать мир вообще. Ибо победа реакционной альтернативы в мире, начиненном средствами уничтожения, означает катастрофу, по сравнению с которой Вторая мировая война может показаться легким недомоганием.
Социальный прогресс – ЕДИНСТВЕННОЕ лекарство против фундаментализма и национализма.
Искусство политики – в координации и объединении сил. Левые должны найти способ политического объединения рабочего движения и среднего класса. У них нет иного пути, кроме как соединить усилия, предпринимаемые в странах «центра» и на «периферии» современной мировой системы. В более угнетенных обществах закономерно развиваются и более радикальные настроения. Распространяясь на страны периферии, движение неизбежно будет становиться более жестким. Но сопротивление будет эффективным лишь в той мере, в какой оно останется глобальным.
Необходимы общие принципы, не дающие движению распасться на множество мелких групп. Грамши говорил в таких случаях о «гегемонии». Социалистические идеи возвращаются в общественную дискуссию, но им надлежит обрести конкретность политических программ, опирающихся на конкретные интересы.
Изменить общество – значит сделать жизнь одновременно более благополучной для большинства и более достойной. Борьба за возвращение человеческого достоинства отверженным неолиберализма может оказаться даже значимее борьбы с бедностью. Принцип демократии участия должен быть противопоставлен власти олигархии, гримирующейся под народное представительство. Необходимо четко заявить: левые выступают не за то, чтобы увеличить вмешательство государства в экономику, а за то, чтобы отдать экономическую власть в руки самого общества. И ради этого необходимо радикально преобразовать государство.
Вернуть людям уважение к себе можно только через политическое и социальное действие. Только через самостоятельный поступок, совершаемый каждым из миллионов восставших.
Как бы ни складывались обстоятельства, радикалы и реформаторы должны определенную часть дороги пройти вместе. Если не будет выработана некая общая программа, революция будет так же невозможна, как и реформа, ибо ничто так не способствует радикальным преобразованиям, как уверенность в успехе реформ. Нередко реформизм оказывается стартовой площадкой, трамплином для революции – так было и во Франции 1789-го, и в России 1917-го.
Формирование общей платформы, объединяющей реформистов и радикалов, вовсе не означает, что эта платформа должна быть как можно более умеренной. Как раз наоборот, именно последовательность и радикализм являются гарантией успеха в мире, испытывающем острую потребность в новых идеях. Задача состоит не только в том, чтобы возродить общественный сектор, но и в том, чтобы радикально преобразовать его. На протяжении XX века социалисты делились на сторонников рабочего самоуправления и поклонников централизованного планирования, не отдавая себе отчета в том, что ни та, ни другая идеология не решает главных задач социализации, а именно поставить общественный сектор на службу ВСЕМУ обществу. Уже сейчас можно сказать, что общественный сектор будет работать лишь в том случае, если будет обеспечен реальный общественный контроль, предполагающий отчетность и открытость в масштабах, абсолютно немыслимых для либеральных экономистов. Экономическая демократия должна быть представительной, а это значит, что не только государство и работники, но и потребители, равно как и местное население, должны участвовать в формировании руководящих органов.
То, чем мы можем пользоваться только сообща, должно принадлежать обществу в целом – это относится к энергетике, транспорту, добывающей промышленности, коммунальным услугам и инфраструктуре связи точно так же, как к науке и образованию. Но не менее принципиальным, а может быть, даже более принципиальным вопросом, является социализация кредита. Если она не будет проведена хотя бы частично, невозможно найти социально приемлемое решение для всемирного долгового кризиса.
При этом абсолютно принципиально разделение частного и общественного интереса. Если бы это было проведено на практике в годы неолиберальных реформ, Международный валютный фонд не имел бы возможности использовать деньги, полученные от правительств Запада, чтобы давать займы правительствам «третьего мира» и Восточной Европы в обмен на приватизацию собственности, то есть фактически выполнять посредническую миссию и осуществлять политическое давление в интересах частных инвесторов. Общественный кредит до последней копейки (цента, лиры, пенни) должен идти в общественный сектор, проекты, направленные на решение общих задач. Тем самым невозможной станет ситуация, когда частные коммерческие риски (и убытки) социализируются ради частных прибылей.
Еще Дж. М. Кейнс писал, что социализация инвестиций является единственным оправданным, с его точки зрения, лозунгом социалистов. Именно контроль общества над инвестиционным процессом, а не государственная собственность на здания и машины является главным социалистическим принципом. Левые никогда не были противниками кооперативов или муниципальных предприятий. Напротив, именно эти формы организации производства могут в наибольшей степени отражать потребности населения на местах. Однако они не могут заменить общественных инвестиций в проекты, работающие на коллективные нужды.
Общественный сектор становится тем инструментом, с помощью которого общество НЕПОСРЕДСТВЕННО решает свои коллективные задачи – экономические, социальные, экологические, культурные. Рынок и частный сектор приспособлены для решения лишь частных задач, и никакое регулирование не поможет снять это противоречие. Чем более остро стоят общие задачи всего общества и всего человечества, тем больше потребность в социализации. Во времена глобального потепления социализация энергетики становится вопросом выживания человечества. Но если социализм сможет работать в этой сфере, почему не в других сферах? Если он может спасти нас от всемирного потопа, почему бы ему не стать руководящим принципом нашей жизни вообще?
Ответ на этот, как и на многие другие, вопрос будет зависеть от развития движения, его успехов и поражений, его опыта, его активистов и лидеров. Сейчас, когда глобальная нестабильность породила очередной подъем социальной борьбы, можно с уверенностью говорить, что новые революции опираются не на консолидированный рабочий класс, а на неоднородную и плохо структурированную массу, восставшую против господствующих элит, но далеко не всегда способную консолидироваться в ходе этого восстания. В этом революции начала XXI века напоминают движения, которые имели место на более ранних стадиях развития капитализма, вплоть до Великой Французской революции. Капиталу противостоит не организованный рабочий класс, а широкая разночинно-плебейская масса, которую могут повести за собой не только левые и прогрессивные силы, но и всевозможные демагоги, почуявшие свой шанс.