— Шойну подкосили последние десять лет. — Прежде чем войти в комнату, Володя Коткин вытряхивает из ботинок столько песка, сколько хватило бы на жирный детский куличик. — Нас признали зоной экологического бедствия, вроде как собрались всех выселить, и поэтому денег сюда ни копейки не вкладывали, даже на работы по расчистке песка. Но выселить не получилось: люди не захотели уезжать. Пару лет назад решили, что никакого экологического бедствия тут нет, потому что пески всегда наступают по вине самого человека, и вроде как решили о Шойне опять вспомнить. Мне говорят, — составь смету, что нужно, сколько нужно. Но здесь я ничего не могу подсчитать: связи нет, какие на материке цены — понятия не имею. Поэтому из четырех месяцев, что я у власти, два уже провел в Нарьян-Маре. Моя стратегия такова: песок — это следствие. Надо устранить причину — поднять экономику поселка. Снова организовать производство рыбы, и тогда будут деньги и на расчистку песка. Даже по самым смелым подсчетам, инвестиций нужно не больше 10 миллионов рублей.
Когда я сказал, что столько стоит средний забор вокруг подмосковной дачи где-нибудь на Николиной горе, Володя секунд на десять завис мозгами.
Тень Кобо Абэ. Назад в яму
Коткин не похож на обычного местного жителя. Если бы его прямо в том виде, в каком он ходит по поселку, переместить в Москву, ни один милиционер не догадался бы, что он приезжий. Володя родился в Шойне, но потом лет на 20 уехал. Выучился на метеоролога, работал в разных регионах России — и по специальности, и нет, а два года назад вернулся сюда. Почему — он объяснил мне вечером, когда мы стояли на берегу:
— Видишь на горизонте песчаные сопки? Сейчас солнце до них дойдет, покатится по кромке, покатится, оттолкнется и опять пойдет вверх. Вот ради этой картинки я и вернулся. Только ради нее.
В Шойне летом не заходит солнце. От этого ночью весь поселок полон длинных теней. Хозяин тени может быть метров за сто. Тень видно, а человека нет.
— Когда я снова попал сюда, сначала испытал шок, — продолжает Володя. — Песок меня не удивил, он здесь был еще до моего рождения, но что стало с людьми! С тех пор, как в 82-м году здесь появилось телевидение, у них исчез последний здоровый повод собираться вместе — ходить в кино. Такое ощущение, что песок не только на земле, но и между людьми. До каждого надо докапываться. Каждый — сам по себе. Не люди, а какие-то песчинки. Что можно с такими вырастить? На песке ничего не растет. Я потому и в председатели сельсовета решил избраться, чтобы попытаться сделать из этих людей почву.
Про людей и песок Володя не сам придумал. Это из книги японского писателя Кобо Абэ «Женщина в песках». Ее подарили Володе энтомологи, которые ключ с собой увезли.
«Поскольку на земле всегда существует ветер и потоки воды, образование песков неизбежно. Потоки воды и воздуха создают турбуленцию. Наименьшая длина волны турбуленции эквивалентна диаметру песчинок в пустыне — одной восьмой миллиметра. Благодаря этой особенности из почвы извлекается только песок… И до тех пор пока будут дуть ветры, течь реки, катить свои волны моря, из земли будут извлекаться все новые и новые массы песка. Песок не знает отдыха. Незаметно, но упорно он захватывает и разрушает землю… Песок не имеет собственной формы, кроме диаметра в одну восьмую миллиметра… Но ничто не может противостоять этой сокрушающей силе… А может быть, как раз отсутствие формы и есть высшее проявление силы…»
Герой романа — школьный учитель из Токио Ники Дзюмпэй. Возраст: 31 год. Рост: 1 м 58 см. Вес: 54 кг. Волосы: редкие, зачесаны назад. Слегка косит. Увлекается энтомологией. Во время отпуска Ники поехал на побережье изучать особенности поведения шпанской мушки, пропал без вести и был признан умершим.
На самом деле Ники Дзюмпэй оказался пленником жителей прибрежной деревушки, которая утопает в песках. Местные жители только тем и занимаются, что отгребают песок от своих домов. Они это делают уже так давно, что их жилища погрузились в глубокие ямы, выбраться из которых можно только при помощи веревочной лестницы. На вопрос, почему они не уезжают отсюда, вместо ответа они показывают на плакат: «Будь верен духу любви к родине». Вместе с тем власти не признают пески стихийным бедствием и не возмещают жителям убытков. Собственных сил бороться с песком им уже не хватает, поэтому любого приезжего они стараются всеми правдами и неправдами заманить в одну из таких ям. Когда Ники понимает, что в ловушке, уже слишком поздно. Для того, чтобы не остаться без воды, ему приходится взяться за лопату. Спустя несколько лет тяжелейшей психологической ломки он обнаруживает в своей яме спущенную сверху веревочную лестницу. Ники поднимается по ней, но потом спускается назад в яму к своему дому. Он приходит к выводу, что там его свобода.
Володе Коткину, который имел возможность сбежать из Шойны, но решил вернуться, книга очень понравилась.
— Вот только насчет работы лопатой — это японец явно нафантазировал. Тут любой вам скажет: лопатой против песка воевать бессмысленно. Можете сами попробовать.
В Шойне люди выработали по отношению к песку свою тактику борьбы. Раз песок не обращает внимания на людей, то надо не обращать внимания на песок. Самое смешное, что чаще всего эта тактика оправдывается. Ветер начинает дуть в другую сторону, и песок от дома отступает. Или обходит его стороной. Над жилищем двоюродного брата Володи — Юры Коткина — еще месяц назад нависал трехметровый песчаный сугроб. Одна песчаная буря — и сугроб почему-то вырос уже перед следующим домом. А вот узлу связи не повезло. Его без Шойгу уже не спасти. Директор узла Виталий Сопочкин лазает на рабочее место через чердак Но когда осенью начнутся ветра, избушке с двумя приемными тарелками каюк.
— Какое-то время аппаратура еще поработает в автоматическом режиме, но первая же поломка, и поселок останется без телевидения. А может, оно и к лучшему. Будем чаще встречаться.
Фатализм, свойственный русскому менталитету, у жителей Шойны достигает фантастических масштабов. В поселке несколько десятков домов уже еле сдерживают натиск песка, желтой массой засыпаны межоконные пространства, а люди в этих домах живут и спокойно спят. Единственная предосторожность, которую они используют, — на ночь не запирают дверь. Потому что утром ее можно уже не открыть.
Дом бывшего директора детсада Светланы Копыриной — крайний в сторону моря — тоже уже не спасти. Что с ним будет завтра — ясно через несколько шагов на запад, к морю. Дорога идет в гору. Мы поднимаемся на бархан. Сначала кое-где попадаются торчащие из песка уголки крыш, а потом…
— Вот здесь дом Козьминых стоял, — тычет пальцем в песок Светлана. — А здесь двухэтажный дом, в котором строители маяка жили. А вон там, ближе к морю полностью засыпало два хранилища рыбы.
На днях в Шойну прислали новый бульдозер. Старый окончательно сломался два года назад. Но единственный в поселке бульдозерист Саня Андреев с тех пор устроился в магазин кочегаром и решил там остаться. Возвращаться на бульдозер не хочет, хотя предлагают ему там в два раза больше, чем он зарабатывает сейчас. Саня не пьет. В Шойну приехал 17 лет назад из города Балашова Саратовской области вместе с геологической экспедицией и решил остаться. Саня вообще человек, который всегда решает остаться.