«Зима пройдет и весна промелькнет.
Увянут все цветы, снегом их заметет.
И ты ко мне вернешься, мне сердце говорит.
Тебе верна останусь, тобой лишь буду жить».
В Шойне есть один дом, который почему-то не заносит песком. В нем живет Евдокия Максимовна Нечаева. Ей 86 лет. Это самый ухоженный и чистый дом во всем поселке. Недавно Евдокия Максимовна сама сделала ремонт. В этом доме тикают настенные часы. Евдокия Максимовна ждет мужа с войны.
Свидетельство о браке сохранился так, как будто было выписано вчера. Серия ЖЦ, номер 020 424: «Мануйлов Алексей Афанрьевич, 25 лет и Нечаева Евдокия Максимовна, 18 лет, вступили в брак 5 / I / 1937 года, о чем в книге записей актов граждского состояния произведена запись под номером 1».
— Он у меня из Котласа, его в нашу школу учителем по распределению перевели, — вспоминает Евдокия Максимовна. — А я в той же школе поваром работала. Учителей-то в армию не брали, а в мае 41-го вдруг призвали сразу пять человек. Он, когда уходил, так мне сказал: «Мы с тобой сошлись, чтобы и после смерти друг другу не изменять». Я свое слово держу.
«Здравствуйте, дорогие мои Дуся, Риточка и Дина! Шлю Вам горячий поцелуй. Телеграмму получил, ею очень рад. Принесли во время ночи, разбудили и вручили. Из дома получил посылку с табаком. В двадцатых числах июля пришли еще телеграмму. Крепко, крепко целую. Низкий поклон мамаше Анне Васильевне. Твой Леша. Ритин и Динин папа».
— Это его последнее письмо, — Евдокия Максимовна сворачивает и убирает в шкатулку желтый треугольничек. — Они вдвоем с другим учителем в армию уходили, он вернулся контуженный, говорит, что под Москвой пошли в бой вместе, а вернулся он один. Туг же прежние кавалеры набежали. Говорят: «Чего ты мучаешься? Вся жизнь впереди! Вася да Вася, десяток в запасе». Но я им так сказала: «Не знаю, жив ли, нет ли, и знать не хочу. Все равно дождусь — не на этом свете, так на том». Алеша мой, правда, коммунистом был и в Бога не верил, но если он погиб геройски, надеюсь, Господь его простит.
Тени исчезли в полдень
Единственное оживление в Шойне случилось на пятый день нашего там пребывания. Вернее, ночь.
На оголившемся во время отлива берегу собралось человек 15 мужиков. В середине кучки стоял Володя Коткин и энергично жестикулировал руками.
— Я буду резать, я! — донеслось из толпы.
Это был ответ на вопрос, кто будет резать сети, если вдруг мезенские мужики, которые сегодня пришли сюда на нескольких катерах, не поймут слов и продолжат ловить рыбу на шойнинской территории. Начали они сюда захаживать еще года три назад, но прежний шойнинский глава Владимир Ильич Пятибратов смотрел на это спокойно, и к такому непротивлению привыкло все население поселка. Володя Коткин надумал переломить эту дурную традицию, и похоже, он настроен решительно.
Этот конфликт хозяйствующих субъектов, как водится, имеет под собой серьезный политический аспект. В Шойне почти все родственники Здесь так и говорят: «Куда ни плюнь, обязательно в родственника попадешь». Но при этом население поселка издавна как-то интуитивно делится на два клана — Нечаевых и Коткиных. Исторически Коткины пришли с Великого Новгорода, Нечаевы — с Дона. К соперничеству этих двух тейпов все давно привыкли. При прежнем главе фактически всем рулил местный предприниматель, бывший глава Рыбкоопа Василий Иванович Нечаев. Мезенские мужики поставляли по приемлемым ценам в его магазин продукты, а он использовал свое влияние в коридоре власти (в сельсовете он всего один), и проблем с ловлей рыбы у мезенских не было. Теперь коалиция Владимира Ильича и Василия Ивановича в пролете. И моментально смена политической власти на берегу повлекла за собой изменения в экономике на море. Ничего не напоминает?
Первый катер стоял прямо в шойнинской бухте, но на нем оказался лишь паренек-салага. Взрослые умчались к первому шару (так здесь называют ручьи и протоки) тралить камбалу. Там их и настигли.
Володя приготовил сразу четыре козыря: первый — у мезенских нет лицензий на вылов, второй — нет допуска в погранзону, третий — у начальника Рыбоохраны Ненецкого округа фамилия Коткин, и наконец, главный, морально-этический козырь: «Если мы к вам в Мезень сунемся, нас там просто убьют. Почему же мы вас сюда должны пускать?»
Володя говорил, как Путин — спокойно, но решительно. Срываются на истерику обычно те, кто чувствует свою слабость. Разговор между мезенскими и шойнинскими смотрелся не хуже переговоров на высшем уровне между двумя смертельно конкурирующими структурами, будь то финансово-промышленные группы, преступные группировки или мировые державы. Только разговор шел не о нефти, алюминии или героине, а о камбале, наваге, нельме и пеляди.
— Да, и передай своим, чтобы о морошке даже не думали! Скажи, что она не уродилась. Высохла. Ветром выдуло. Понял?
Александр с похожей на Володину фамилией Кошкин понял. Но не совсем.
— Добро. Только тогда передай своим ненцам, что когда олени с Канина на зиму придут в мезенские леса, это будет их последняя зима. Наши мужики уже пулеметы готовят.
— А про оленей с ненцами и разговаривайте. Они люди мирные, но малые народы у нас государство почему-то защищать любит.
На том и расстались. Мезенские уже до полудня следующего дня смотали удочки. Василий Иванович напился. У остальных шойнинских мужиков в глазах появился какой-то огонек. Они как будто проснулись. Стали недобро посматривать на Саньку Андреева, бульдозериста. Думаю, скоро силком затащат его на агрегат. А там, глядишь, посадят какого-нибудь заезжего депутата в яму и заставят песок отгребать.
Хотя вряд ли.
Одна восьмая — это еще и Россия. Пока еще одна восьмая планеты, а не миллиметра.
Политики — это те, кто играют другими людьми в очень жестокие игры и думают о судьбах этих людей в последнюю очередь.
Бывают такие политики, которые играют своей жизнью и даже жертвуют ею ради других, но таких очень мало.
В отличие от больших чиновников, любимая игра политиков — не пасьянс, а шахматы. Только вместо фигур в этой игре живые люди, причем очень часто одна битая фигура вмещает в себя тысячи и даже миллионы человек.
И если политик выиграл партию, это вовсе не означает, что выиграли ее те фигуры, которыми он играл.
Политика — это война, в которой каждый политик сам за себя. С другими политиками он готов временно дружить лишь для достижения собственных целей.
Политика — это еще и бизнес. Большинство политических сил с удовольствием получают за свою активность деньги от тех структур, которым эта активность выгодна. Больше денег — больше активности, меньше денег — меньше активности. Структуры-заказчики могут быть как коммерческие, так и государственные, причем во втором случае не всегда речь идет о собственном государстве.
Политики одинаковы во всех странах мира. Разнятся лишь политические системы. Некоторые страны научились, сохраняя контроль над политикой страны, создавать гражданам иллюзию свободы политического выбора. Как правило, сфера политики в этих странах подчинена интересам крупного бизнеса. А крупный бизнес не заинтересован в нестабильности. Таким образом в обществе устанавливается система сдержек и противовесов.