«Пусть вешаются!»
Единственным, кто в городе Ессентуки оказал укреплению государственности ожесточенное сопротивление, оказался директор ОАО «Ессентукская теплосеть» Сергей Усе. Дело в том, что в цвета российского флага выкрашены трубы городской ТЭЦ. Это сделал лет пять назад еще предшественник Сергея Николаевича. Горожанам такое оформление сразу пришлось по душе, поэтому новый начальник решил ничего не менять.
Но помощник прокурора Николай Анатольевич Саградов в законе «О государственном флаге РФ» упоминания о трубах не обнаружил и поэтому выписал Уссу предписание – трубы закрасить.
– Пусть вешаются! – комментарий Усса был столь же краток, как его фамилия. Сергей Николаевич извлек из принтера текст злополучного закона и подчеркнул несколько строк: «Государственный флаг Российской Федерации представляет собой прямоугольное полотнище из трех равновеликих горизонтальных полос, – прочитал я, – верхней – белого, средней – синего и нижней – красного цвета. Отношение ширины флага к его длине 2: з».
– А у меня нет никакого полотнища, – спокойно улыбнулся Усе. – У меня трубы, произвольно покрашенные в цвета, случайно совпадающие с цветами российского флага. И вообще, белый цвет на трубах немного похож на серый. Я все это сказал Саградову. Он мне на это ответил, что все равно мои трубы вызывают у него ассоциации с флагом, и посоветовал в целях экономии краски закрасить хотя бы одну из трех полос. Ну что тут сказать? Если вдруг какой-нибудь работник прокуратуры начнет вызывать у меня ассоциации с женщиной, я же не буду на него бросаться? В общем, не получилось у нас с ним разговора. Он обиделся и ушел.
* * *
По дороге в аэропорт я вдруг увидел невероятное. Над одним из санаториев вызывающе развевался огромный бело-сине-красный флаг. А перед входом с обеих сторон от входа – еще по одному. Рискуя опоздать на самолет, я все же притормозил у парадного входа. Санаторий назывался «Россия», но принадлежал он не Администрации президента, а всего лишь Росздраву.
– Как нельзя? – зам директора Людмила Кондраченко, услышав мой вопрос, удивилась, но не испугалась. – А кто сказал, что нельзя?
– Прокурор города сказал.
– Ай-ай-ай, какой нехороший! – игриво запричитала замдиректора. – Надо будет сходить к нему и спросить, чего это он так.
Людмила Николаевна позвонила куда-то по внутренней связи и спросила, на каком этаже живет у них прокурор – на втором или на третьем.
...
Это соображение в порядке исключения обращено не к репортерам, а к их родным и близким.
Чуткость, понимание, сочувствие – это расходные материалы, которые репортеру приходится регулярно тратить. Очень часто этих качеств не хватает для дома, для семьи. Кроме того, постоянный информационный поток вымывает из мозгов самую святую информацию – день рождения жены, сына, тещи. А привычка к экстремальным проявлениям действительности притупляет восприятие мелких бытовых трагедий. Это становится причиной постоянных конфликтов и даже разводов. Я лично знаю несколько таких несчастных случаев, и мне очень жаль моих знакомых, которые в них пострадали. У самого постоянные проблемы по этому поводу. В связи с этим умоляю репортерских родственников: будьте снисходительны. Если ваш муж, сын, внук, а особенно жена, – репортер, вам дико не повезло. Но не надо бросаться на нас, когда мы приходим домой, ложимся на диван и тупо смотрим в потолок или телевизор. Или никуда не смотрим, а слушаем с закрытыми глазами любимый диск. Или не успеваем в первой половине дня поздравить с днем свадьбы бабушку и дедушку. Или не открываем дверь в комнату, когда в нее ломится ребенок, а у нас дедлайн и мы ваяем репортаж. Или у нас не хватает оперативной памяти спланировать выходной. Один мой знакомый журналист каждый раз, вернувшись из командировки, смотрит фильм Тарантино «От заката до рассвета», а жена бесится. Да, у него невроз, у каждого репортера есть свой невроз – это нормально, не надо с этим бороться, иначе он лишь обострится. Более того, моя практика показывает, что репортеры изменяют женам намного реже, чем бухгалтеры. У них и без прелюбодеяния есть много такого, что их торкает. Зачем им прелюбодеяние? Единственное, что нужно репортерам от родственников, – это покой. В общем, при умелом обращении, мы – идеальные подкаблучники.
* * *
...
Если вы используете в репортаже матерное слово, то используйте его только один раз.
Повторный ненорматив, как правило, и сам не звучит, и своего предшественника дезавуирует.
* * *
...
Есть такая полезная штука, называется «беременная пауза».
Это когда ты говоришь с человеком и он уже вроде сказал все, что хотел, а тебе нужно больше. И тогда ты включаешь «беременную паузу». То есть делаешь вид, что ты продолжаешь его активно слушать, тянешь инерцию восприятия, а чтобы «беременная пауза» не стала неловкой, киваешь, говоришь «угу» или еще что-нибудь в таком роде. Если человек специально не обучен искусству общения с прессой, то в такой ситуации у него не хватит духу сказать: «Я закончил» и свернуть разговор. Обычно достаточно нескольких секунд такого мучительного молчания, чтобы собеседник почувствовал себя неловко и начал говорить что-нибудь такое, чего не хотел говорить, – просто, чтобы поддержать разговор.
Пользуйтесь.
* * *
...
Не надо со стопроцентной серьезностью относиться к указаниям редактора.
Конечно, их надо слушать и слагать в сердце своем, но доставать оттуда лишь по мере необходимости. Догматическое отношение к понятию «редакционное задание», как правило, ослепляет репортера. Очень часто реальность на месте не хочет соответствовать параметрам задуманной темы, и это нормально. Если СМИ, в котором вы работаете, не совсем мертвое, а начальник у вас не полный идиот, он никогда не скажет: «Ты должен привести из командировки то-то и то-то и сделать это так-то и так-то». Единственное, чего по-настоящему хочет ваш редактор, – это чтобы вы привезли интересный репортаж, отвечающий формату издания. Все остальное – простится.
* * *
...
Читатель вам не мама, не жена и даже не любовница. Он не обязан читать то, что вы написали. Все вопли типа: «Почему ты решил, что мой репортаж плохой – ты же не дочитал его до конца!?» – это вопли непрофессионала. Хороший репортаж – прочитанный репортаж.
Даже если читатель что-то прочитал, но не запомнил – и тут виноват автор. «Это же есть в тексте!» – тоже вопль непрофессионала. Если в тексте что-то есть, а читатель этого не заметил, не запомнил – значит это написано так, что это не написано вовсе.
* * *
...
«– Для вас что важнее – люди или события?
– Люди. Мне вообще кажется, что настоящая журналистика – это когда одни люди рассказывают другим о том, как живут третьи. И больше ничего».