– Когда меня сюда два года назад прислали, норги тут уже как к себе домой ездили, – возмущается Юра. – Еще немного, и они бы эту Пирамиду у нас заныкали явочным порядком. Но ничего, я их тут всех построил и начал обилечивать. Не зря же я в Карачево-Черкессии родился.
Юра – маленький, но коренастный человечек со скуластым лицом и пронзительными глазами вечно непьющего человека. Его жизненное кредо звучит так: «Ни грамма в рот, ни сантиметра в жопу». Причем первая часть этой сентенции относится к своим (украинцам-гастарбайтерам), а второе – к чужим (соседям-норвегам).
– Если ты в Баренцбурге увидишь, как человек выходит из магазина с бутылкой водки и тут же половину высасывает из горла, это значит от меня только что вернулся. Мне тут продавщица звонит оттуда и говорит: «Злодей, ты чего там с ребятами творишь? У них глаза такие измученные, как будто они родили только что».
Лукьянов из терских казаков, родился в станице Кардоникская, потом перебрался в Лазаревское под Сочи, работал там механиком, а на Шпицберген приехал в 2003 году, когда пришло время оплачивать учебу дочери. Не то чтобы здесь платили намного больше, просто деньги особо некуда тратить, поэтому они копятся. Особенно если ты трезв и морально устойчив.
Юре повезло; 2003 год оказался самым страшным в истории русского Шпицбергена. Именно в это время то, что когда-то называли советским раем, окончательно превратилось в ад.
Уголь падения
Собственно говоря, уголь Шпицбергена был нужен стране только до пятидесятых годов. На нем отапливались Мурманск, Архангельск и другие северные территории СССР. Потом конъюнктура рынка изменилась и деятельность Арктикугля перестала быть рентабельной. Но уходить со Шпицбергена было западло. Поэтому «шпицбасс» продолжил свое существование, только теперь мы стали добывать здесь уголь не с экономическими целями, а с политическими. Советский Шпицберген превратился в витрину социализма. Это было одно из немногих мест на планете, где советский человек жил не за железным занавесом и идеологический враг имел возможность наблюдать за его образом жизни и делать выводы. А значит, нужно было сделать все, чтобы выводы у него получались самые правильные. И шпицбергенский идеологический заповедник действительно эффективно работал: европейский турист смотрел на нас и завидовал. Потому что еще какие-то двадцать лет назад норвежский Лонгиербюен был депрессивным барачным поселком, а Баренцбург и Пирамида – оазисом комфортной жизни.
– Все люди, которые здесь жили до перестройки, говорят одно и то же: «Мы жили в раю», – гид Володя Шорохов, который приехал сюда на летний сезон из Питера, ведет по Пирамиде очередную туристическую группу. «City of ghosts» – главный туристический бренд на Шпицбергене для тех, кто приезжает сюда не по горам лазать и от медведей бегать, а просто что-нибудь посмотреть.
– Здесь было все, что нужно для жизни, – продолжает Володя, – и все это было бесплатно: круглосуточная столовая, бассейн с морской водой и потолком, который отделан карельской березой, огромный культурно-спортивный комплекс, стадион, тир, свой джаз-банд, большая библиотека, кинозал, хореографический кружок. Кстати, именно на Шпицбергене, в поселке Грумант, прошло детство знаменитой балерины Майи Плисецкой, – услышав знакомое имя, иностранцы начинают оживленно кивать головами. – Ее папа работал здесь начальником треста, но потом его расстреляли, – туристы вздрагивают и говорят «вау!»
– Видите эту зеленую травку под вашими ногами, – пытается замять неприятное впечатление Володя. – Больше нигде на архипелаге вы не увидите такой зеленой травы. Дело в том, что в семидесятых годах советская власть завезла сюда целую баржу чернозема. Однажды на нем даже вырос тюльпан, и благодарные советские люди в честь этого события своими руками соорудили железный монумент этому растению. Вы можете увидеть его при входе в бывшую гостиницу, которую, кстати, мы сейчас ремонтируем, и в следующем сезоне она начнет работать для вас.
Иностранцы уже забыли про бедного папу Плисецкой и побежали фотографироваться с железным тюльпаном.
Советский образ жизни продержался здесь до середины девяностых, но потом начал стремительно превращаться в самую неприятную разновидность капитализма – коррумпированный монополизм. В 1998 году шахту в Пирамиде закрыли, людей спешно эвакуировали, поселок законсервировали. А Баренцбург постепенно превратился в жалкое зрелище. Все стало платным, дорогим и некачественным. Начались махинации с зарплатами. Преимуществами своего монопольного положения Арктикуголь пользовался и продолжает пользоваться на всю катушку. Счастливые советские люди постепенно превратились в некое подобие крепостных.
Особенно тяжелыми были два года – 2003 и 2004– Слово «Цивка» люди здесь до сих пор вспоминают с содроганием. Это фамилия тогдашнего гендиректора ФГУП «Арктикуголь». При нем Баренцбург превратился в самый настоящий бичевник. В Л онгиербюен, до которого здесь пятьдесят километров по горам, мимо медведей, люди стали спасаться бегством. Появились журналистские расследования в местной норвежской газете «Свальбардпостен».
– Как вспомню, так вздрогну, – говорит Юра Лукьянов. – В столовой была одна перловка. Люди всех оленей в округе перестреляли. Начальство было вынуждено закрывать на это глаза, но норвеги несколько раз ловили и впаивали такой штраф, что приходилось годами отрабатывать. А Цивка приезжал пару раз в год, но трезвым я его никогда не видел.
Мы сидим с Юрой в его каморке и смотрим телевизор. То есть это только так называется, потому что на самом деле в Пирамиде нет ни телесигнала, ни радио, ни Интернета, ни телефона. О том, что в Америке умер Майкл Джексон, а в России рванула Саяно-Шушенская ГЭС, здесь узнали только от меня. Зато у Юры есть компьютер на «триста гектар памяти», и в нем – мочалка для мозгов на все случаи жизни: фильмы, телепрограммы, прошлогодние новости. Через пару дней я пойму, что со всем этим информационным багажом можно спокойно жить и не париться, потому что все равно ничего принципиально нового в мире не происходит. А сейчас Юра показывает мне хит сезона. Любительский фильм, снятый кем-то в Баренцбурге в голодные годы, который ему недавно дали посмотреть. Вот приходит корабль с новыми работниками, зум приближает картинку, и очень хорошо видно, какие большие и круглые глаза у новичков. Пополнение встречают люди в каких-то гнилых пуховиках и с испитыми лицами. У автора фильма, наверное, было хорошее чувство юмора. На эту съемку он наложил бодренькую песню группы «The Champs» «Текила». А может, он просто монтировал фильм, уже вернувшись на родину, и хотел заглушить слишком негативный опыт оптимистичным стебом.
На таком же корабле и с такими же глазами прибыл на Шпицберген и сам Лукьянов. Свою карьеру в Баренцбурге он начал со скромной должности доставщика крепежных материалов. И тут же влип в историю.
История про Ису-предателя
Полярная ночь на Шпицбергене – совсем не такая, как в Мурманске. С ноября по февраль здесь темень абсолютная и круглосуточная. В первую же зиму трезвому Юре стало скучно. В свободное время он стал тусоваться в местном гараже, собрал из металлолома два «Бурана» и решил с научником Сашой Раскуляком съездить на них в норвежский Лонгиербюен. Сели и поехали. И приехали. А дело в том, что скутера оказались хотя и прочными, но очень шумными. Поэтому их с Раскуляком визит в Лонгиер не остался незамеченным. Однако местные власти успели только зафиксировать шум. Кто именно шумел, они понять не успели. И все бы обошлось, если бы Юра не встретил в норвежском поселке плотника Псу. Точнее, бывшего плотника Псу.