Благодаря таким лидерам, как А. Д. Сахаров, Б. Н. Ельцин, Г. В. Старовойтова, демократическое движение набрало высокую степень радикализма. Это позволило неожиданно быстро сокрушить коммунистический режим и создало необходимые условия для рыночных реформ. Однако можно сказать, что девятый вал демократии поднялся чересчур высоко, выше того, что люди реально могли воспринять, к чему они были подготовлены условиями существования. И уж совсем никто не был готов к тому, что желанные реформы приведут к глубокому и затяжному кризису. Поэтому при первых же испытаниях эта высокая волна так же быстро схлынула, разбившись на множество ручейков. Кто-то не хотел брать на себя ответственность, кто-то испытывал разочарование.
Как выяснилось в итоге, Россия — достаточно консервативная страна, приверженная традиционным укладам и не готовая стать Европой в мгновение ока. Уж на что радикальным был большевизм, но на поверку и он оказался сходным с самодержавием и крепостным правом. И теперь встал вопрос, сможет ли новая демократическая революция одолеть инерцию, вырвать Россию из оков привычных несвободы и произвола? Исход и поныне далеко неясен. И отсюда основные тревоги.
Основной причиной отката демократической волны были, конечно, трудности в экономике, достигшие экстремального уровня вскоре после начала радикальных рыночных реформ. Напомню, что в 1992 году цены выросли в 26 раз, сбережения обесценились, резко усилился спад производства, составив примерно 15 %. А всего за 1992–1998 годы объем ВВП России сократился на 40 %, промышленное производство — более чем на 50 %, доходы населения — на 25–30 %, розничный товарооборот в реальном исчислении — примерно на 15–20 %. Появилась кучка богатых, но большинство обеднело. Подвергая серьезной ломке весь образ жизни, множество людей вынуждены были менять свой социальный статус и свои установки.
Есть два объяснения этому кризису. Первое: реформы не те и проводились не так. Нужно было все делать постепенно, в государство не должно было уходить из экономики. Слава богу, хоть никто практически не отрицает необходимость самих рыночных реформ! Но большинство, не вдаваясь в детали, придерживается именно этого объяснения.
Второе объяснение состоит в том, что крах советской экономической системы с тяжелейшими последствиями был неизбежен. Можно искать и найти виноватых, неважно кого, но никакой гениальный лидер, никакая команда профессионалов уже к началу 80-х годов предотвратить этот крах не сумели бы. Если бы начать с 60-х, как Венгрия или Чехословакия, если бы не останавливать реформы А. Н. Косыгина, можно было бы пройти эволюционным путем. Но время упустили, и крах Системы не мог не вылиться в стихийный, уже неуправляемый кризис, который вместе с конструкциями коммунистической утопии — планового хозяйства — должен был унести и плоды трудов нескольких поколений. Так оно и вышло.
Первое объяснение — более эмоциональное, импульсивное, оно кажется очевидным. Оно и повлияло на восприятие реформ и деятельности реформаторов, на спад демократического движения. Но непредвзятое рассуждение примет за основу, конечно, второе объяснение, хотя и ошибки, и компромиссы сыграли свою роль.
Представляется чрезвычайно важным, чтобы общественное мнение восприняло это второе объяснение. Оно позволяет понять особые трудности и проблемы переходного периода в России, который далеко еще не кончился.
Во-первых, происходили колоссальные структурные деформации. К 1990 году в промышленной продукции до 60 % занимала продукция военная и смежных отраслей. За 1992–1996 годы расходы на ее производство сократились в шесть раз. Нетрудно прикинуть, что при сокращении выпуска промышленности на 50 % (вдвое) не менее 30–35 % из него приходится на снижение военного производства. И после этого еще хватило, чтобы экспортировать вооружения примерно на 2 млрд. долл. в год.
Далее, закрытая экономика, лишенная стимулов эффективного хозяйствования, продуцировала гражданскую продукцию в основном крайне низкого качества, с высокими издержками. Возникновение конкурентной среды с открытием экономики, появление у российского потребителя выбора вместе с уменьшением спроса привели к сокращению производства подобной продукции, что обусловило еще по крайней мере 10–15 % спада. В сумме — почти все 50 % снижения производства. Характерно, что объем импорта, по официальным данным, также сократился (с 81,8 млрд. долл. в 1990 году до 26,8 млрд. в 1993 — это минимум за все годы). Чтобы учесть неформальный импорт, данные с 1993 года надо увеличить примерно на треть.
Советская экономика, в силу отсутствия внутренних стимулов эффективности, была к тому же весьма ресурсоемкой. Отсюда гипертрофированная доля добывающей промышленности и производства первичных ресурсов.
Многие годы советские экономисты требовали ускоренного развития обрабатывающей промышленности, производства потребительских товаров. Оказалось, что с рыночными реформами перекос в пользу добывающих отраслей только усилился. Но этот недостаток обернулся удачей: именно сырье, энергоносители, металлы, удобрения составили основу российского экспорта, принося в страну валюту, поддерживая ее кредитный рейтинг.
Во-вторых, острота кризиса объясняется практически полной институциональной несовместимостью двух хозяйственных систем — плановой и рыночной. Ничего нельзя было взять с собой, все приходится создавать заново. Смешение компонентов двух систем нарушает их целостность и снижает эффективность. Это было исследовано мною еще до начала реформ и изложено в публикации 1989 года: выводы предсказывали неизбежный радикализм реформ в России [28] .
В-третьих, за годы советской власти глубокие изменения произошли в сознании людей, в системе ценностей и мотиваций.
Советский человек (особая порода — homo soveticus) был выращен с характерной безответственностью и нетребовательностью, с низкой трудовой моралью и иждивенчеством. В Восточной Германии социализм просуществовал менее 40 лет. Интересно, что после объединения Германии в восточно-германские земли за 10 лет было вложено 800 млрд. долл., но их производительность в итоге составила 70 % западногерманской; безработных было 20 %; 30 % избирателей голосовало за коммунистов. Такова «могучая сила социализма». Что же говорить о России, которая почти в 10 раз дольше — 75 лет прожила при коммунизме и получила в кредит от международных финансовых организаций за те же годы всего 22,5 млрд. долл. Плюс еще 63 млрд. долл. дали в долг Горбачеву. Разруха в головах, о которой писал М. А. Булгаков, и по сей день не изжита.
Следствием этих факторов является длительная и крайне болезненная адаптация экономики к рыночным условиям. Долгий, насыщенный злоупотреблениями, коррупцией и организованной преступностью процесс формирования институтов рыночной экономики, включая институты государственной власти. Шутка сказать, 70 лет милиционеров учили гоняться за цеховиками, а тут, оказывается, надо уважать право частной собственности.