Избирательное законодательство о выборах и политических партиях стало столь совершенным, что под ним трудно шевельнуться. Многие возможности манипуляций, раздражавшие прежде граждан, исчезли, это правда. Но, как оказалось, они были сохранены для партии власти. Процедуры подсчета голосов с помощью ГАС «Выборы» позволяют властям, по мнению специалистов, варьировать результаты голосования в пределах 5–9 %. Это значит, что небольшие партии, желающие быть в оппозиции, рискуют легко вылететь в маргиналы, стоит только не понравиться власти.
Бизнес после удаления с поляны Гусинского и Березовского и после того, как удалось откупиться Потанину, почувствовал себя более или менее уверенно. Правда, ему не нравились методы, которыми вели прополку на поляне, но у каждого свои грехи, и, когда бизнесменам устно пообещали не поминать былого, они успокоились. Хотя на всех уровнях процветало вымогательство и жизнь по «понятиям», хотя только крупный бизнес мог считать себя в какой-то мере независимым, все же появилась надежда, что со временем прозрачность, защита прав собственности, деловая порядочность шаг за шагом распространятся повсеместно.
Удар по ЮКОСу оказался сюрпризом. Он показал, что зряшными были надежды на легитимацию бизнеса, что прецеденты Гусинского, Березовского, Потанина и методы, примененные против них, не сняты с вооружения. Линия получила продолжение, да еще какое. Какой уж тут изолированный случай…
В течение длительного времени нити управляемой демократии оставались в руках ее создателей. Они, по крайней мере, не были экстремистами, старались не наносить явного ущерба стране и ее имиджу. Но постепенно созданные ими инструменты стали перехватывать другие руки, новая команда, большей частью коллеги президента из спецслужб. Они не старались искать компромиссы со старым бизнесом, у них были свои кандидаты на передел уже распределенных активов. Они считали героев первоначального накопления ворами — за такими раньше охотились и приискивали им статьи. Они были носителями идеи национальной безопасности, в том числе информационной, и государственного величия.
Что, собственно, произошло с арестом Ходорковского и отставкой Волошина? А то, что мы поняли: все нити управляемой демократии перешли к новой команде, людям, которых кто-то назвал «погоновожатыми». До недавнего времени казалось, что президент стоит над схваткой, что ему для равновесия нужны две стороны — либералы и государственники. Теперь стало ясно, что это не так, по крайней мере в данный момент. И выбор его очевиден. Новые назначения в администрации президента не должны создавать иллюзии.
Управляемая демократия — вещь нестабильная. Она все время эволюционирует в сторону одной из более устойчивых форм правления — или к авторитаризму, опирающемуся на бюрократию, или к реальной демократии, опирающейся на рыночную экономику, частный бизнес и гражданское общество. Третьего не дано.
Когда-то управляемая демократия была шагом вперед от хаоса и соблазна государственных переворотов. Но сегодня ее возможности исчерпаны: далее либо шаги к полицейскому государству, в которое мы после событий вокруг ЮКОСа уже очевидно влезли, либо к реальной демократии.
Для России эта развилка имеет решающее значение: конкурентоспособными в постиндустриальном обществе могут быть только страны, населенные свободными людьми. Другие будут прозябать и завидовать, искать на стороне виновников своих несчастий. Им с охотой станут помогать «погоновожатые», тем более что на этой почве хорошо воспринимаются идеи национальной безопасности, укрепляющие их власть.
Демократия как порядок для свободных людей — единственная альтернатива. Но в России с ней трудно. Сторонники управляемой демократии не без оснований указывают на незрелость народа; на то, что он может выбрать кого угодно; что он не хочет вести себя социально ответственно; что он слишком беден, чтобы ценить демократические ценности.
Все так. Но ведь если не давать ему — шаг за шагом — возможностей делать свободный выбор и быть ответственным за свои действия, то он всегда будет таким неготовым. Или вы хотите сказать, что это врожденная особенность нашего народа, что он такой по натуре и с ним ничего не поделаешь? Что это не признак социальной отсталости, феодально-советских пережитков, которые могут быть изжиты только социальной практикой? Тогда вы, ребята, просто лицемерно обманываете сограждан в интересах властей предержащих.
Итак, нужна демократия. Это сегодня уже не красивое слово, а жизненная потребность для страны. Но она должна опираться на какие-то социальные и политические силы, которые стали бы за демократию бороться. А что же наши демократы? Увы, они в жалком состоянии. Активных людей очень мало. Демократы сегодня могут рассчитывать на голоса не более 20 % россиян. А собирают еще намного меньше, потому что их потенциальные избиратели хуже всех приходят на выборы и больше других поражены индивидуализмом и социальным нигилизмом. И еще потому, что они расколоты и бесконечно грызутся друг с другом. В прошлую избирательную кампанию теледебаты Явлинского и Чубайса были самыми интересными. Но сейчас они напоминают бой гладиаторов, которых науськивают друг на друга силы, не умеющие так интеллектуально спорить, но держащие власть и не намеренные делиться ею ни под каким видом.
Что касается социальных сил, то они уже есть. В этом отличие этапа протодемократии, когда людей объединяла только сила протеста, а не материального интереса, от нынешнего. В начале 1990-х годов реформаторы во власти не случайно потворствовали концентрации капиталов — им нужна была хоть какая-то опора в маргинализированном обществе. Сейчас такие силы появились. Это крупный бизнес, пример Ходорковского тому подтверждение. Это также средний и малый бизнес, хоть и придавленные бюрократией, но набирающие силу. Не случайно в эти месяцы впервые совместно выступили и РСПП, и «Деловая Россия», и «ОПОРА». Это также интеллигенция, всегда ценившая свободу; это квалифицированные наемные работники, на которых все выше спрос на рынке труда. Это часть чиновников, которые вкусили от творческого труда по реформированию великой страны. Это весь средний класс, по разным оценкам, уже составляющий 15–20 % населения.
Но эти силы нуждаются в политической организации, способной отстаивать демократию. Бизнес имеет средства, но не может прямо заниматься политикой. Он боится угроз власти (сейчас особенно), да это и не его дело. Другие силы образуют так называемые «дисперсные» группы, т. е. рассеянные, с трудом поддающиеся организации. Для них, по сути, открыта одна основная форма участия в политике — голосование на выборах. Отсюда спрос на политические партии, выражающие интересы этих сил.
Лучше, чтобы была одна сильная и авторитетная партия, способная консолидировать сторонников демократии, а затем умножить их число до большинства населения; способная для начала стать реальной оппозицией авторитарно-бюрократическим силам, которые ныне приходят к власти. Ноу нас исторически сложились две демократические партии: одна из них делала реформы, другая образовала демократическую оппозицию. В 1990-х годах их противостояние, вероятно, было неизбежно и полезно. Но сейчас, когда даже управляемая демократия заканчивается и сменяется более жестким режимом, ситуация меняется в корне. Их разборки между собой становятся просто смешными. Требование единых действий исходит не только от демократических и социальных сил, чьи интересы эти партии объективно должны представлять. Оно диктуется исторической ответственностью. Или они перестанут дрожать перед административным ресурсом, перестанут угождать власти в расчете, что им позволят существовать, займут принципиальные позиции и в ключевых вопросах будут действовать заодно. Или они еще повлачат жалкое существование, и их съедят власти. А на этом месте придется создавать новую партию свободы и демократии, но — упустив время и дав еще больше укрепиться политическим противникам.