2) откат назад, подразумевающий готовность к репрессиям ради сохранения империи и социалистической утопии или ради того, чтобы обеспечить постепенность и управляемость реформ (очевидный пример: расстрел студентов на площади Тяньаньмынь режимом Дэн Сяопина).
Горбачев сделал свой выбор в пользу первого варианта и получил за это свою долю упреков и откровенной грязи. Демократизация резко повысила вероятность распада СССР, сделала более глубоким трансформационный кризис. Одновременно она привела к необратимым изменениям: вкусившая свободу Россия уже никогда не будет такой, как до 1985 или до 1917 года.
Событием, ознаменовавшим этот поворот, был I Съезд народных депутатов СССР. Альтернативные выборы и поражение большого числа официальных кандидатов КПСС, образование Межрегиональной депутатской группы – первой со времени разгона Учредительного собрания парламентской оппозиции, поступок омского депутата А. Казанника, уступившего Борису Ельцину свое место в Верховном совете и сорвавшего тем самым маневры реакционеров, – все это положило начало антикоммунистической революции, мощному демократическому движению, приведшему к поражению реакции в августе 1991 года. Этих дней страна не забудет никогда. Думается, настанет то время, когда Горбачеву поставят памятник как отцу-основателю российской демократии, как и другим выдающимся деятелям этой революционной эпохи – Ельцину, Александру Яковлеву, Гайдару, Чубайсу.
Я полагаю, что в начале 1980-х годов страна оказалась перед пропастью слишком широкой, чтобы преодолеть ее одним прыжком, и поэтому понадобилось спускаться на дно ущелья, – и это сделал Горбачев. Возглавивший радикальное крыло правящей номенклатуры Яковлев играл роль русского Мэдисона, фигуры непубличной, но очень важной. Именно эта политическая группа подталкивала Горбачева к тем стратегическим шагам, совершение которых требовало настоящего мужества, даже если это было мужество неведения.
Далее требовалось пройти по зловонному дну пропасти, заложить основные механизмы развития новой демократической России и запустить рыночную экономику. Это сделал Ельцин, имевший смелость выбрать в качестве опоры молодых реформаторов – Гайдара и Чубайса. Подобно Горбачеву и Яковлеву, эти люди не могли рассчитывать на признательность современников. Но свою работу они тоже сделали.
Путину досталась задача поднять страну из пропасти, которой нельзя было миновать, и вскарабкаться вверх по обрыву. Сейчас уже очевидно, что ему вряд ли это удастся, а следовательно, карабкаться снова придется другим. О том, выбрались ли мы из пропасти или снова оказались в ней, можно будет судить не по удвоению внутреннего валового продукта и не по сокращению бедности до показателей 1990 года, а как раз по тому, сохранились ли и упрочились ли демократические завоевания, вкус которых живущие ныне поколения россиян ощутили в годы горбачевской перестройки.
Надо, конечно, понимать, что та демократия не была настоящей демократией в том смысле, в каком о ней написано в главах 1–3. Имело место широкое демократическое движение, во главе которого вначале стояла либерально настроенная часть правящей номенклатуры, поддержанная интеллектуальной элитой, стремившейся избавить страну от коммунизма. Следом на первый план, как часто случается при революционных изменениях, вышли более радикально настроенные слои, призывавшие к активным действиям народные массы. Ельцина напрасно упрекают в том, что он начал свою политическую деятельность с борьбы против привилегий. Именно этот лозунг имел все шансы найти отклик у широких масс, чего нельзя сказать о либерализации цен или приватизации.
Созданные при Горбачеве политические институты – Съезд народных депутатов по образцу Съездов советов первой поры советской власти, Верховный совет, система выборов с квотами для различных общественных организаций, пост Президента-генсека – суть переходные формы, рассчитанные в большей степени на обеспечение плавного спуска, на преодоление сопротивления ортодоксов, чем на постоянное функционирование. Для Съезда и Верховного совета был характерен неразрешимый конфликт между «агрессивно послушным большинством» и меньшинством, которое все более активно поддерживали массы; конфликт, который могла разрешить только революция, ибо речь шла об отстранении от власти всей коммунистическо-бюрократической иерархии. Вместе с тем перспектива возвращения этих людей к власти казалась туманной, как не существовало и институтов, придающих устойчивость демократической системе. В. Крючков, фактически возглавивший путч 1991 года, вряд ли мог предположить, что после поражения его вскоре амнистируют по решению Верховного совета и с санкции все того же Казанника, теперь занимавшего пост Генерального прокурора. Сам Крючков, думаю, не простил бы своих противников.
Наличие подобного конфликта принципиально важно для понимания того, почему власти не удавалось запустить механизмы политической конкуренции, благодаря которой в демократической системе возникает равновесие, создающее основу для соглашений между партиями. Конфликты такого рода разрешаются лишь в ходе революции.
Не существовало и хорошо организованных политических партий. Не случайно «Демократическая Россия», способная в 1990—1991 годах собирать миллионные демонстрации и митинги, рассыпалась вскоре после поражения ГКЧП и начала рыночных реформ: исчез противник, исчезли и поводы для мобилизации масс. А ничего иного «Демократическая Россия» делать не умела.
Да, существовали свобода слова, свобода собраний, свобода ассоциаций, т. е. многие неотъемлемые признаки демократии, однако не появились еще устоявшиеся институты, отсутствовала привычка к демократии, не было опыта использования гражданами своих прав и свобод. Такая протодемократия по природе своей способна свергать тоталитарные режимы, однако способность к созиданию ей не свойственна, особенно если протодемократия сталкивается с болезненными реформами или спонтанными кризисами, неизбежными в процессе трансформации. Кроме того, протодемократический режим в стране, никогда не имевшей собственной демократической традиции, где граждане скорее склонны к покорности, бунту и воровству, нежели к отстаиванию своих прав и самоорганизации, обречен на полную или частичную неудачу.
Расставание с иллюзиями: Татьяна Заславская о I Съезде народных депутатов:
«Иллюзии начали рушиться на первом съезде, напоминавшем „табор“, раскинувшийся на четыре тысячи лет. Крики, шум, демонстрация себя, полное нежелание и неумение слышать других. А голос каждый имеет один, сам по себе ты просто незначим, да и всех „демократов“ было около ¼. Ни одно более или менее здравое решение не проходило. Несмотря на полное отсутствие средств и ускоряющийся спад производства, предлагались дорогостоящие социальные программы, рассчитанные на массовую поддержку. Даже частичная их реализация резко ускорила бы инфляцию и в конечном счете – ухудшила бы положение населения. Неквалифицированные Съезд, Верховный Совет, правительство не смогли противостоять популизму, что имело катастрофические последствия…
Наверное, в стране, где никогда не было демократии, ее возникновение требует времени. Помните, как была шокирована интеллигенция, когда М. С. Горбачев употребил выражение „так называемые демократы“. Я тоже почувствовала себя оскорбленной. А в скором времени и сама стала так говорить, ибо столько оказалось „примазавшихся“ к демократии…» (Заславская 2002: 89—90).