Регулирующий орган вправе выносить предупреждения и предписания, обязательные к исполнению, приостанавливать деятельность СМИ в том случае, если возникнут подозрения в его причастности к связям с террористами и экстремистской деятельности, следить за тем, чтобы СМИ не нарушали законных интересов граждан. При расплывчатости этих формулировок закон допускает самые широкие толкования. В настоящий момент лишь решение суда по уголовному делу может заставить журналиста раскрыть свои источники информации. Согласно законопроекту это можно будет сделать на основании любого определения суда или по соответствующему запросу. Из текста, направленного Индустриальным комитетом в Администрацию Президента, единогласно исключены нормы о приостановлении деятельности СМИ, связанные с нарушениями в ходе избирательных кампаний. В отредактированной Главным правовым управлением Администрации версии закона эти нормы были восстановлены. Характерная деталь: последнее слово вновь осталось за Администрацией Президента; так как Дума будет рассматривать не согласованный вариант законопроекта, а лишь версию Главного правового управления, налицо явная имитация общественной дискуссии.
Российский закон не спасает граждан от произвола власти. Цитирую А. Венедиктова: «Старый закон не помешал закрыть НТВ, уничтожить „Общую газету“ или вынести решение Арбитражного суда по ТВ-6 за пару дней до отмены действия статьи, по которой решение выносилось. Нам до сих пор никто не объяснил, на каком основании был отключен ТВС… Они закрывались при наличии очень хорошего закона… Но это были, так скажем, „случаи“. Если же появится закон, который систематизирует эти „случаи“… Мы хотим быть в клубе с Зимбабве и Северной Кореей?» (Газета. 2004. 19 мая). Проект, таким образом, узаконивает ту реально существующую практику, которую прежде власть использовала для подавления прессы, нарушая при этом действующий Закон о СМИ. Легализация несвободы – не в этом ли ныне стиль российской власти?
О проекте Закона о СМИ идет дискуссия, ведется диалог с властью, и это, безусловно, позитивный фактор. Впрочем, сам проект и характер действий власти подводят к выводу, что диспут кончится не предоставлением гарантий СМИ, а подавлением оставшейся, скудной свободы слова. Однако следует иметь в виду, что сопротивление профессионального сообщества и всей общественности этой тенденции имеет смысл.
В июле 2004 года сенатор от Тувы Л. Нарусова внесла предложение о принятии закона, который регламентировал бы работу интернет-ресурсов. Очевидно, «плодотворная дебютная» идея не сама собой пришла в голову Нарусовой, власть явно стремилась оценить возможную реакцию общества. Супругу покойного А. Собчака трудно заподозрить в желании ограничить свободу слова. Предлог также был избран вполне уместный: молодежь подвергается соблазнам порнографических сайтов, и тому подобное.
Надо сказать, что Интернет, пространство неограниченной свободы слова и информации, не признающей и государственных границ, заботит не только российское руководство. В 2004 году примерно 14 млн. граждан России пользовались Интернетом. Политические предпочтения большинства российских избирателей формируются в основном посредством традиционных каналов распространения информации. Представим себе, что доступ к Интернету будет иметь бóльшая часть населения, как в развитых странах. В этом случае все сегодняшние споры о свободе слова, о независимости СМИ, о государственной безопасности и защите частной жизни граждан приобретут иной смысл. Этот факт не может не вызывать определенной реакции со стороны властей всего мира.
Свобода слова и Интернет в США:
«Контроль над информацией составлял саму суть государственной власти на протяжении всей истории. И США не являются исключением. Поэтому одной из образцовых ценностей американской Конституции как раз и стало оформление права на свободу слова в качестве Первой поправки к Конституции. В своих попытках добиться контроля над Интернетом Конгресс США и Министерство юстиции использовали аргумент, способный найти отклик у каждого из нас: защита детей от странствующих по Интернету сексуальных демонов. Однако это не возымело действия. Communication Decency Act (Закон о пристойности в коммуникациях), принятый в 1995 году, был объявлен 12 июня 1996 года федеральным судом США в Пенсильвании неконституционным с констатацией, что „точно так же, как сила Интернета, – это хаос, сила нашей свободы определяется хаосом и какофонией неограниченной свободы слова, которая защищается Первой поправкой к Конституции“. Это „конституционное право на хаос“ было поддержано Верховным судом 26 июня 1997 года. Очередная попытка администрации Клинтона наделить правом осуществлять цензуру Интернета – принятие в 1998 году Child On-line Protection Act (Закон о защите детей в онлайне) – вновь была пресечена, на этот раз апелляционным судом США в Филадельфии в июне 2000 года» (Кастельс 2004: 199—200).
По мнению специалистов, установление контроля над коммуникациями в Интернете в национальных границах технически возможно. Однако пока хотя бы в одной стране мира, конкретно – в США, свобода слова в Интернете защищена законодательно, полный контроль в данной сфере установить невозможно. Государство может только договариваться с другими государствами о коллективных действиях, но с частичной утратой суверенитета. Первые попытки договориться были предприняты на встрече «Большой восьмерки» в Париже в 2000 году. Совет Европы принял конвенцию о борьбе с киберпреступлениями, которая была разработана органами безопасности европейских стран в сотрудничестве с крупнейшими производителями программного компьютерного обеспечения. Россия вместе с Китаем, Малайзией и Сингапуром приветствовала эти инициативы (Кастельс 2004: 209). Как мы видим, госпожа Нарусова отнюдь не является первооткрывателем законов, направленных на ограничения распространения Интернета. Речь идет об усилиях, имеющих позитивную сторону, в том числе и с точки зрения защиты прав граждан и прав компаний на коммерческую тайну.
Если бы такая договоренность была достигнута, страны, вошедшие в соглашение, в том числе с авторитарными режимами, могли бы использовать ресурсы других стран для контроля за интернет-коммуникациями в своих целях. Таким образом, Интернет – это не просто неограниченные возможности свободы слова, а новое поле борьбы за разумное регулирование общественной коммуникации.
Первый шаг в данном случае надлежит сделать государству. Оно обязано продемонстрировать пример прозрачности, публикуя в Интернете всю общественно значимую информацию, за исключением составляющей государственную тайну. Надо признать, что определенные шаги в этом направлении уже были сделаны, в частности Министерством экономического развития и торговли РФ. Важно, чтобы это стало не только актом доброй воли, но обязанностью власти.
Ситуация, однако, развивается противоречиво. В ноябре 2004 года на научном форуме в Киото наш министр образования и науки А. Фурсенко заявил, что легкий доступ в виртуальный мир интернет-информации затягивает в себя российскую молодежь. Это, в свою очередь, порождает серьезные социальные проблемы. В ответ на мгновенную и чрезвычайно активную реакцию мировых СМИ, усмотревших в его высказывании покушение на свободу слова, Фурсенко уточнил свою позицию: инициатива должна исходить не от государства, а от общественных организаций (РИА-Новости.