Четвертый смысл термина «культура», который мы и используем в данной книге, — это система образцов, которые реализуются в поведении и действии людей. Эти образцы закреплены на внешних носителях (и в этом проявляется различие между культурой и традицией, образцы которой существуют на людях и их поведении). Этими внешними носителями являются литература, искусство, законы, технические нормы и пр., которые транслируют из поколения в поколение способ жизни определенной группы людей.
Такое понимание было развито в рамках методологических исследований (2, 3), и оно позволяет обсуждать культуру как специфическую форму или схему организации воспроизводства жизни и деятельности, отличную, например, от социального (традиционного, коммуникативного) воспроизводства, от власти, задающей воспроизводящийся порядок, и от иных базисных форм организации человеческого.
Согласно этому пониманию культуру как особую схему воспроизводства можно сравнить с генетическим механизмом в биологических системах. Образно ее можно назвать механизмом социальной генетики. Такое понимание вырабатывается в результате решения следующей проблемы: что именно заставляет раз за разом воспроизводить, казалось бы, не связанные между собой социальные ситуации? Что, например, заставляет людей при встрече здороваться, вступать в кооперативные отношения и вместе осуществлять определенную деятельность?
Ряд альтернативных ответов на этот вопрос позволяет выработать представление о нескольких механизмах воспроизводства жизненных ситуаций. При этом для европейского (и российского) сознания принципиальным становится следующее: должен быть выделен некоторый особый элемент, который является слепком произошедшей ситуации, а по отношению к будущей ситуации — образцом или эталоном, в соответствии с которым отпечатывается структура этой ситуации. Когда эти особые элементы начинают использоваться именно в этом своем качестве — как генетические ядра воспроизводства целого ряда будущих ситуаций и благодаря этому начинают жить в особом пространстве (как эталон метра в Палате мер и весов), — тогда можно говорить о формировании пространства культуры и реализации такой схемы воспроизводства, как культура.
Культура и власть
В этой книге понятие культуры очень важно. Дело в том, что, с точки зрения соотношения с властью, культура является одной из нескольких базисных схем организации собственно человеческого жизненного порядка. Другими формами (схемами) организации в этом ряду являются власть [214] , социальность и личность.
Как уже было сказано, схема культуры состоит в выделении и воспроизводстве образцов поведения на материальных (внешних) носителях. Это освобождает от принадлежности к общностям (а воспроизводство через социальность, напротив, «привязывает» к общностям). Сами образцы реализуются в поведении благодаря нормативному (а не адаптивному, то есть приспособительному, и не демонстрационному) обучению. Реализация культурных норм требует выделения особой материально закрепленной организации пространства и институтов принуждения, то есть обязательно соотносится с властью. При этом нормам придается самостоятельное существование, они трансцендируют [215] и в этом смысле сами становятся механизмами (точками или зонами) осуществления власти.
Итак, культура — это такой способ совместной жизни людей или такая схема организации, которая за счет того, что образцы деятельности переносятся на другого рода материал-носитель, может воспроизводиться безотносительно сознания, рефлексии и действий людей. Следовательно, культура, как правило, консервативна. Она удерживает общество и порядок жизни в нынешнем (существующем) состоянии. Многие трансценденции власти могут удерживаться и восстанавливаться в том числе и за счет культуры, но, с другой стороны, та же культура может мешать нововведениям, изменениям и становлению новой власти. Новая власть всегда вынуждена уничтожать старые образцы.
Понимание такого взаимодействия между двумя этими схемами организации — культурой и властью, понимание возможности взаимной поддержки этих двух схем необходимо для освоения и формирования современных форм и инстанций власти.
По-видимому, за счет развития философии и огромного влияния церкви культура долгое время являлась в Европе ведущей схемой организации. Порядок строился на соотнесении действий людей с внешними образцами — писаными законами, эдиктами, прецедентами, зафиксированной в трудах философов и отцов Церкви онтологией. Но из-за этого она первой же из форм организации подверглась освоению и рефлексии.
Культуротехника и культуртрегерство в Европе начиная с XVIII века стали развиваться бурными темпами. Любое новшество должно было войти внутрь порядка жизни через трансформацию культурных образцов — через книги, философские учения, научные теории, образование, через новые каноны в искусстве. С XVIII века и до настоящего времени происходит бурное освоение культуры. Стало понятно, как формируются новые теории, литературные течения, художественные моды, стили и т. п. Постмодернизм уже перевел работу с культурой в форму игры, пародии, свободного сочетания образцов, их переинтерпретации.
Культурные образцы сегодня создаются, распространяются, изменяются, навязываются, уничтожаются. Происходят войны между образцами. Основная конкуренция в экономической жизни ведется на уровне стандартов, которые есть не что иное, как слепки образцов культуры уже третьего-четвертого порядка (они достаточно технологичны и доведены «до винтика» — нормируется уже даже не деятельность, а материал, который организует деятельность).
Таким образом, эта схема организации прошла больший путь освоения, чем власть или схема социальной организации. Последние стали осмысляться не так давно: работа с социальностью стала осваиваться только с конца XIX века (на этой волне произошли все социальные революции и изменения первой трети XX века), а власть — только сейчас.
Схемы культуры и власти эксплуатируют друг друга. Культура эксплуатирует власть в том смысле, что власть создает те пространства, где культура существует на других носителях и как бы всегда («вечно»), — это система образования, музеи и технологические стандарты, нормы делового оборота, регламенты и т. п. С другой стороны, власть, как правило, эксплуатирует культуру, пытаясь в ней материализоваться и закрепиться, создавая образцы деятельности через образование, через формирование образцов (например, символов и ритуалов), чтобы себя закрепить и ввести в общественное сознание.
Таким образом, с точки зрения схем организации воспроизводства жизненного порядка, культура и власть являются предельными фокусами организации. Чистая власть — акультурна, новая власть всегда контркультурна, она отрицает и уничтожает систему образцов прошлой деятельности (вспомним, как в 1917–1922 гг. новая советская власть смело отказывалась от любого культурного наследия). Но установившаяся, а тем более развитая власть стремится себя окультурить и законсервироваться в культуре — вплоть до ритуалов и символов.