Еще одним результатом предполагаемого разрушения традиционной войны, видимо, будет то, что больший акцент будет делаться на интересы лиц, стоящих во главе организации, в отличие от интересов самой организации. В современном мире от лидеров требуется, чтобы они отделяли свои личные интересы от интересов своей политической организации; даже в XVIII в., накануне Французской революции, Гораций Уолпол в частном письме написал, что правители, которые втягивают свои страны в войну, исходя из своих личных соображений, — «гнусные мошенники и шулера». Расхожая мудрость гласит, что ни при каких обстоятельствах нельзя смешивать эти два вида мотивов. И действительно, существенная часть политико-правового аппарата современного государства была создана преимущественно с целью ограничения коррупции.
Тем не менее будущее, вероятно, окажется в этом смысле непохожим на настоящее. Распространение конфликтов низкой интенсивности приведет к тому, что исчезнет такое понятие, как «частная жизнь лидера», и вернется средневековая ситуация, когда «уборная» была единственным местом, которое король посещал в одиночестве. Когда государства начнут распадаться, лидеры и их военные организации превратятся в единое целое. Очень возможно, что это окажет влияние на цели, которые они будут преследовать в войне, и на форму вознаграждения, которое они будут предлагать участникам военных действий.
Представляется очевидным, что для того, чтобы заставить людей воевать, всегда будет необходим элемент принуждения; однако нет нужды предполагать, что воины будущего непременно будут считать себя просто профессионалами, выполняющими свой долг по отношению к какой-либо абстрактной политической единице. Если структура военных организаций изменится, если личные интересы лидеров станут играть более явную роль, то это же произойдет и с интересами их последователей. Военные и экономические функции вновь станут неотделимы друг от друга, как это и было, по крайней мере до 1648 г. Личная слава, прибыль и добыча, отнятая непосредственно у гражданского населения, снова станут важными — не просто в качестве попутных трофеев, а как законные цели войны. Также не исключено, что картину дополнит охота на женщин в поисках сексуальных наслаждений. После того как различия между комбатантами и некомбатантами сотрутся, самое меньшее, что мы можем ожидать, это то, что к таким вещам будут относиться с большей терпимостью, чем когда действуют законы так называемой цивилизованной войны. Уже сегодня подобное можно наблюдать — более того, это всегда было так — во многих конфликтах низкой интенсивности, которые имели и имеют место в развивающихся странах.
Даже сегодня одной из причин того, что регулярные войска, сражающиеся против солдат нерегулярной армии, добиваются таких неутешительных результатов, вполне может быть система вознаграждений — другими словами, цели, ради которых войска сражаются и ради которых им дозволено сражаться. Хотя бы по причине того, что их членам надо на что-то жить, организации, участвующие в конфликтах низкой интенсивности, часто позволяют им, даже поощряют к тому, чтобы они получали свое вознаграждение напрямую за счет врага. Напротив, современным солдатам средства к существованию обеспечивает организация, к которой они принадлежат. Считается, что любое другое вознаграждение, на которое могут рассчитывать солдаты, будь то продвижение по службе или воинские награды, они должны получать исключительно из рук своей организации, которая, в свою очередь, использует их как основной инструмент контроля. До тех пор пока армии сражались в основном с себе подобными, это не представляло проблемы, хотя некоторые величайшие полководцы, начиная с Наполеона, знали, когда следует закрыть глаза на грабежи, совершаемые их солдатами. Но может так оказаться, что современные армии лишают солдат мотивации, применяя те же самые правила в конфликтах низкой интенсивности. Возможно, не стоит ожидать от человека, что он будет воевать в полную силу, если тот факт, что часы, снятые им с убитого террориста, взяты в личное пользование (вместо того, чтобы быть отданными командованию), расценивается, по крайней мере теоретически, как дисциплинарный проступок. Тем, кто планируют использовать войска регулярной армии для борьбы с наркоторговцами, нужно обратить на это внимание.
Подведем итоги. Утверждение, что народы воюют ради своих «интересов» и что понятие «интерес» включает все, что то или иное общество считает хорошим и полезным для себя, самоочевидно, равно как и банально. Сказать так означало бы, что мы рассматриваем принятое сегодня соотношение силы и права применимым всегда, вместо того, чтобы считать его тем, чем оно является на самом деле, а именно историческим феноменом, имеющим четкое начало во времени и, возможно, конец. Даже если мы допустим, что человеком всегда движут его интересы, нет достаточных оснований предполагать, что все то, что попадает в эту рубрику, обязательно останется без изменений и в будущем; поскольку очевидно, что все, что считается «хорошим» с точки зрения общества (и даже само значение слова «общество»), является, хотя бы отчасти, продуктом природы общества, его структуры и системы верований. И это не просто предмет философских размышлений. Стратегическая логика требует, чтобы мотивы противника были поняты, поскольку от этого зависят шансы на успех в войне. Если в ходе этого окажется, что понятие «интерес» должно быть отброшено, то так тому и быть.
Более того, в будущем, несомненно, станут наблюдаться многочисленные случаи, в которых сама идея войны «ради» чего-либо будет по большей части неприменима. Организованные сообщества любого типа иногда будут воевать, не имея никакой другой «причины». Кроме того, что у них абсолютно не будет выбора, как это и случалось в прошлом. Также в некоторых случаях войны, которые начинались «для того, чтобы» достичь той или иной цели, выродятся просто в смертельную борьбу за существование. Чем меньше различие противников в силе, чем более длительной, напряженной и кровавой окажется война, тем больше вероятность того, что это будет именно так. Чем дальше зайдет дело по этому пути, тем менее применимой будет становиться картина мира по Клаузевицу, не говоря уж о тех современных ее толкованиях, которые настаивают на том, что войну необходимо трактовать просто как пассивный инструмент политики. И это подводит нас к рассмотрению последнего существенного вопроса.
В этой книге мы несколько произвольно рассматривали войну как данность. Шаг за шагом было показано, что все феномены, так или иначе связанные с ней — включая ведущие ее организации, влияющие на нее обычаи, а также цели, ради достижения которых она ведется, — продукты исторических обстоятельств. Но в то время как все они менялись, война оставалась вечной, неизменной осью, вокруг которой вращается все человеческое существование и которая придает смысл всему остальному. Как сказал Гераклит: «Polemos panton men pater’esti» [75] .
Однако, несмотря на все вышесказанное, в этой книге не утверждается, что война предопределена биологически — не больше, чем, скажем, религия, наука, созидательный труд или искусство. Тем не менее заявляется, что война, не будучи просто средством, очень часто рассматривалась как цель — крайне привлекательная деятельность, которой невозможно найти достойную замену. Причина, из-за чего другие виды деятельности не могут заменить войну, состоит именно в том, что они — «цивилизованные»; другими словами, подчиняются искусственным правилам. По сравнению с войной, или «der Ernstfall» [76] , как когда-то говорили немцы, все другие многочисленные виды деятельности, в процессе которой люди рискуют своей жизнью, являются просто игрой, причем достаточно тривиальной в этом отношении. Хотя война тоже в некотором смысле «искусственный» вид деятельности, она отличается от всего остального тем, что дарит человеку полную свободу, в том числе, парадоксальным образом, свободу от смерти. Лишь война дает человеку возможность применить все его способности, все поставить на карту и проверить, чего он стоит по сравнению со столь же сильным противником. Именно ставка делает игру серьезной, даже благородной. Хотя полезность войны в качестве слуги власти, интересов и прибыли может быть поставлена под сомнение, внутренняя притягательность для человека, которой она обладает во все времена и в любой стране, является историческим фактом. В конечном счете единственный способ объяснить привлекательность войны для людей — это рассматривать ее как игру с самыми высокими ставками из возможных.