— Коул, для тебя это может быть невероятно опасно.
Кажется, он даже не слышал меня. Он спешил, как затюканный родителями подросток, обсуждающий первую свою пьянку вне дома.
— Знаешь, что еще? Я видел одного типа в тот вечер, когда мы с тобой встретились. На приеме.
— Да?
— Когда я уходил, открылась какая-то дверь, и из нее выглянул мужчина. И есть у меня такое чувство, что реакция у нас с ним была одинаковая: «Блин, я же не должен был никому попадаться на глаза!»
— Ты мог бы его узнать?
— Не вопрос. Как сугубому гетеросексуалу, мне неловко такое говорить, но ни разу в жизни не видал такого красавца.
Щелк! Целые блоки информации сместились у меня в мозгу и выстроились по-новому, когда я поняла: Дерек «Вонючка» Стил — наверняка тот самый жеребец, которого заметил Коул в минуты Великого Туалетного Исхода. И его потрясающая внешность начинала играть в новом свете, если сопоставить ее с официальной профессией Ассана. Узнать его истинную личность стало вдруг императивом.
— Пока работу с бассейном отставить, — ответила я. — теперь скажи мне, что ты — фанат фильмов с Розовой пантерой.
— У меня полное собрание.
— И я так понимаю, что у тебя есть одежда для маскировки?
— С десяток разных. У Аманды в бассейне я всегда работаю переодетый. Чтобы меня не узнали, если мне придется, скажем, иногда испортить званый обед.
Ясно было, что он ухмыляется. Как ни парадоксально, я тоже не сдержала улыбки.
— Отлично. — Я попросила его встретить меня на улице по дороге в больницу, куда Вайль отвез Дерека. — Когда ты там сможешь быть?
— Через час.
— Ладно, там увидимся.
Повесив трубку, я полистала телефонную книгу и нашла больницу «Самаритянин». Через тридцать секунд я уже знала, что Дерек там, в палате номер четыреста двадцать девять, где ему переливают плазму.
И я взялась за работу: вытащила из чемодана костюмы, парики и прочую маскировку. Один набор превращал меня в работягу-шатенку, другой — в блондинку, голосующую на пути дальнобойщиков. Я выбрала брюнетку.
Волосы у нее были прямые, до плеч. Я надела набекрень красный берет, и в зеркале стала возникать новая девушка. Я назвала ее Ди Энн. Она любила произносить свое имя, растягивая гласные (дии-эн), работала кассиром в банке, но считала, что рисует лучше Ван Гога. Облик завершала мужская рубашка, вся в разноцветных попугаях, синие джинсы, армейские ботинки, длинное зеленое пальто и зеркальные очки.
Переоделась я у себя в номере. Оружейный ящичек выдал мне «Скорбь» и черную коробочку с последним бергмановским прототипом. Начинал он свою жизнь как пластырь, но Бергман заменил подушечку абсорбента миниатюрным «жучком». Этот пластырь я налепила на средний палец правой руки. Наушник от бывшего слухового аппарата вставила в левое ухо. В теории я должна буду нацепить пластырь на Дерека, и «жучок» будет передавать все разговоры клиента в последующие два часа. Имея опыт работы с новыми штучками Бергмана, я больше двадцати минут не ожидала. Даст бог, больше и не понадобится.
По дороге в больницу я набрала номер Альберта. Ему я часто звоню с дороги — всегда есть повод прервать разговор. Он взял трубку на втором звонке.
— Да?
— Привет, Альберт, это Жас.
Он усмехнулся в трубку:
— Два звонка за два дня. Жас, не слишком ли горячая забота?
Мне пришлось притормозить, чтобы не въехать в пожарный гидрант. Альберт уже сто лет не был со мной приветлив, да и ни с кем другим тоже. Он на приходе?
— Просто интересуюсь, что сказал доктор, — ответила я, стараясь сохранить нейтральную интонацию.
— Сказал, что ногу можно не отрезать — пока что. Знаешь, я тебе скажу: такого облегчения за всю жизнь не бывало!
А, вот оно что.
— Так это ж здорово!
— Да, и насчет сиделки…
— Да?
— Я в доме прибрал. А то эти аккуратистки слюной брызжут, увидев на прикроватной тумбочке бутерброд недельной давности.
— Могу себе представить. Странно и несправедливо, что дети хреновых родителей все равно этих самых родителей любят. Я вот как ни стараюсь, а искоренить это чувство в себе не могу. Может, это объяснит тот факт, что мне вдруг захотелось где-нибудь встать и чечеткой пройтись отсюда и до больницы, откалывая классические па Джина Келли. К счастью, я преодолела искушение.
— Ты уже наняла кого-нибудь? — спросил Альберт.
— Ага, будет у тебя где-то минут через двадцать.
— Как ее зовут?
— Шелби Тернетт.
Раздраженное фырканье.
— В чем тут дело, ты не знаешь? Есть миллионы имен, созданных специально для девочек, так им обязательно надо выбирать мужские имена? Стоит назвать девочку Бобби, или Томми, или Шелби — и все, она для мужчин погибла навсегда!
Надо было понимать, что ворчуна в нем не убьешь.
— Мне пора, извини.
— Развлекаться или работать?
— Работать.
— А ты заметила, что ничем другим ты никогда не занимаешься? Тебе надо больше развлекаться!
Он это рявкнул тоном приказа, и мне захотелось вот прямо сразу проработать ближайшие двое суток без перерыва. Понимаю, юношеский негативизм, но вот такую он у меня вызывает реакцию. Я пожала плечами, стараясь не сорваться.
— Боюсь, я забыла, как это делается.
Задумывалось как шутка, но ни я, ни он не засмеялись.
— В этом смысле Мэтт тебе подходил. Он всегда старался тебя развеселить, компенсировать твой уклон в серьезность. Надо бы тебе найти кого-нибудь вроде него, уже достаточно времени прошло.
Я знала, что для него на этом вопрос исчерпан. Он дал команду, теперь мое дело выполнять. Вот дубина.
— Мне пора, — повторила я как можно более ровным голосом. Хотелось влезть в телефон и стукнуть его по башке на том конце.
— И мне.
Би-ип.
Конец разговора.
Как два участника костюмированного парада, отбившиеся от колонны, мы с Коулом одновременно подъехали к месту встречи и припарковались один за другим. Увидев меня, он тут же стал хохотать.
— Коул, это дело серьезное, — сказала я, стараясь сохранить строгую физиономию.
— Да брось, Люсиль. Ну сознайся: это же весело.
Он выдул здоровенный синий пузырь и хлопнул его на собственном носу.
— До чего ты наивен, — вздохнула я, но не смогла утопить улыбку, которая всплывала каждый раз, как я отмечала очередную деталь его облика. Он вышел в очках, как у комика Дрю Кэри. Зеленая рыбацкая шляпа с висячими побрякушками-блеснами скрывала копну волос, фальшивые зубы создавали впечатление неправильного прикуса, серый тренировочный костюм почему-то придавал ему жалкий и анемичный вид.