— И что ты собираешься сейчас делать? В смысле, теперь, когда противник знает, где ты живешь?
Я покачала головой, выходя из лифта и входя снова в номер. Потеребило меня белое отребье, значит — извините за игру слов. А мне теперь за ними убирать.
Я стала собирать мусор, бросая его в кучу.
— Найти в Майами место, которое не будет засвечено у них на радаре.
Бергман тяжело морщился, помогая мне убирать. Наконец он расправил плечи и произнес:
— Я знаю такое место.
— Правда?
Он кивнул:
— То, где я сейчас живу.
Проглоченная от неожиданности слюна попала не в то горло. Сквозь приступ кашля я смогла спросить:
— Ты… ты нас приглашаешь жить там, где ты?
Бергман кивнул с недовольным видом:
— Насколько я понимаю, это будет патриотический поступок?
— Правильно понимаешь, спасибо тебе!
Вот у Вайля челюсть отвиснет, когда он узнает! Уединение для Бергмана священнее священной Торы, и он жертвует им ради двух самых печально известных агентов Управления. Надо будет выбрать момент, когда ему сказать. Уж точно после того, как он слезет с ящика туалетной бумаги, которая служит ему сейчас постелью.
После нашей размолвки накануне я боялась, что он возмутится моим бесцеремонным вторжением в его комнату и требованием сменить спальное место, чтобы я могла днем его оставить одного и не волноваться. Но он только пожал плечами, взял подушку и пошел со мной в самый темный угол, который мне удалось найти. Я его покрыла брезентом и замаскировала неровность, выставив вдоль верхнего края ящика ряд банок с краской.
— Извини, — сказала я, поворачиваясь уходить и зная, что он лежит в таком слое плесени, что можно ее добывать в промышленных масштабах.
— Нормально, — отозвался он. — Ничего такого, чего не исправит горячий душ.
Правильный мужик. Одно жаль — что он уже несколько веков по большей части мертв.
Мы с Бергманом сидели на перевернутых пятигаллоных ведрах в подвале «Бриллиантовых номеров» и ждали ночи. Вайль в любую минуту мог заворочаться, и вряд ли он бы одобрил присутствие публики, но безмолвное ощущение срочности и тревожности передалось от Бергмана мне. Нам и правда нужно выбраться отсюда прежде, чем Айдин с Лилианой расколют наш блеф и прибегнут к чему-то более серьезному, чем наемники по-южному.
Из подвала ушел последний луч света. Ага, жуть. Мы с Бергманом включили фонарики — стало почему-то только хуже. И мало утешало знание, что в тени между бойлером и чуланами действительно могут прятаться монстры. Этак с минуту я таращилась на края этой Страны Чудовищ, и тут послышалась мощная, с придыханием, отрыжка, от которой я вскочила и опрокинула ведро-сиденье, хотя и ожидала этого звука. Это ухала магия, возвращая Вайля к жизни, расставание с которой так тяжело ему давалось.
Когда послышалось бормотание, нервы у меня уже успокоились. Вайль зашевелился, заворочался, пластик на ящике в дальнем углу треснул под его тяжестью. Недовольное ворчание сделалось громче — Вайль припомнил, где находится. Направив на него лучи фонариков, мы замерли, загипнотизированные видом вампира, завернутого в синий пластик. Он выпутывался из бесконечных ярдов обертки, а с ящика падали выставленные на край банки с краской, как резиновые шарики из испорченной машины. Еще не распутав пластик ниже колен, Вайль выкатился из ящика — мы не успели понять, что ему нужно помочь, — и стал падать всем телом, как пингвин, не до конца просекший, что летать он не умеет. Но он собрался — так быстро, что его движения слились в сплошную полосу — и приземлился на ноги.
— Какого черта вы тут делаете? — буркнул он, кивнув Бергману в знак приветствия.
— Тебя ждем, — ответила я. — Кофе не хочешь?
— Нет.
Он многозначительно уставился на мою шею, и хотя неохота признавать, но все же я наверняка покраснела. И тем не менее продолжала гнуть свое:
— Бергману нужен день, чтобы найти тебе добровольного донора…
— Я тебе говорил, что могу найти себе сам, — отрезал он. Минуту помолчал, собираясь с мыслями. — Прошу трощения. Пробуждения никогда не бывают для меня приятными. Я хотел сказать… — Он остановился, подумал еще раз и начал снова: — Я теперь понимаю, что доноры мне вообще не нужны, сегодня по крайней мере. Я проснулся с той же жаждой, что и всегда, но без необоримой потребности. Вчера вечером… то есть… кровь, которую я принимал вчера, оказалась более… сильнодействующей, чем я думал.
Я прокашлялась от неловкости. Ну что сказать, когда тебе говорят, что твоя кровь по-настоящему сытная? «Это тебе не «Мэнвич», это настоящая еда!»
Так, оставили эту тему.
— Понимаешь, нам отсюда надо драпать как можно быстрее.
Я рассказала ему сокращенную версию приключений Руди и Эми Джо и свою теорию насчет отвлечения. Еще я рассказала о нашем визите к Кассандре. На неподвижном лице Вайля вдруг выразилось самое настоящее потрясение, когда я упомянула Тор-аль-Деган.
— Знаю, — сказала я. — Считалось ведь, что это мифическое существо?
— Я определенно так думал.
— Ну вот, смотри: один из ассановских бандитов говорил, что обряд для этой самой Тор-аль-Деган будет проведен завтра. Приезжает сенатор, так что видно, насколько это важно. Я думаю, что Ассана мы элиминируем сегодня — после того, как узнаем необходимые подробности, чтобы испортить вечеринку и… — Ну никуда не денешься, получается как у героя с героиней в жуткой мелодраме. — …сорвать планы.
— Согласен. Но нужно предусмотреть, чем еще они могут попытаться нас отвлечь, чтобы мы этого не сделали.
Точно ему в ответ, зазвонил мой телефон — это был Коул.
— Люсиль! Мой дом горит! Картины горят!
— Ты где?
— Здесь, с пожарными машинами!
Блин!
— Ты меня слышишь, Коул? Это не случайность! Это Ассан охотится за тобой! Оглядись, ты видишь кого-нибудь из его людей?
— Нет. То есть не знаю. Тут темные места, они могут спрятаться.
В телефоне послышался мощный хлопок взрыва.
— Коул, что это?
— Окна вылетели! Пропала моя контора.
— Коул, мы тебе компенсируем, но сейчас беги…
— Эй, вы что делаете! Да отпустите меня!
— Коул, что там у те…
— Люсиль, они…
Телефон отключился.
Я сунула его в карман и вскочила:
— Ассан захватил Коула!
Вайль положил руку мне на плечо — наверное, чтобы я не выпрыгнула в ночь, как обезумевший бегун.
— Мы его вернем — сегодня же. Но сперва нужно заехать за Кассандрой. Она единственная, кто имел с нами контакт, и они могут о ней знать. Ее и постараются использовать, чтобы опять нас отвлечь.