(Елена Прудникова)
Кроме того, Бухарин, хоть и являлся русским, искренне ненавидел русский народ. И этого никогда не скрывал. Так в 1927 году именно он раскрутил кампанию против «есенинщины» (поэт был уже мертв). Причину он называл честно – Есенин является типично русским поэтом, а такие авторы нам не нужны. Впрочем, возможно, именно за это его «прорабы перестройки» и любили.
Бухарин активно поддерживал Сталина в борьбе против Троцкого. Это понятно. Представитель «второго эшелона» хотел выбиться в первый и боролся за то, чтобы расчистить себе путь.
«Старики» сдавать свои позиции не собирались. Осенью 1925 года Зиновьев «наехал» на Бухарина, а потом началась полномасштабная свара между «стариками» и «новичками». Рассказывать подробности о том, кто против кого выступал и что говорил, – смысла не имеет. Это была обычная грызня за власть.
Троцкий выжидал. На момент начала свары он занимал посты председателя концессионного комитета, начальника электротехнического управления и председателя научно-технического управления промышленности. Должности важные. Особенно – глава концессионного комитета. Я уже поминал, что политика предоставления концессий у большевиков была насквозь циничной – привлечь инвесторов, а со временем их «кинуть». Это не так-то просто. Впрочем, Троцкий свою роль впоследствии оценивал по-иному.
«Свою новую работу я пытался связывать не только с текущими задачами хозяйства, но и с основными проблемами социализма. В борьбе против тупоумного национального подхода к хозяйственным вопросам („независимость“ путем самодовлеющей изолированности) я выдвинул проблему разработки системы сравнительных коэффициентов нашего хозяйства и мирового. Эта проблема вытекала из необходимости правильной ориентации на мировом рынке, что должно было, в свою очередь, служить задачам импорта, экспорта и концессионной политики. По самому существу своему проблема сравнительных коэффициентов, вытекавшая из признания господства мировых производительных сил над национальными, означала поход против реакционной теории социализма в отдельной стране».
(Л. Д. Троцкий)
Впрочем, это было сказано много лет спустя. Проблемой для Троцкого было то, что особому политическому влиянию эти должности не способствовали. Хуже того. Получалось, что Троцкий «ходил» под Ф. Э. Дзержинским, который являлся председателем ВСНХ (все упомянутые структуры туда входили). «Железный Феликс» же был всего лишь кандидатом в члены ЦК, а Троцкий – членом Центрального комитета. Такое положение было «не по понятиям». И урегулировать его могли двумя способами – повысить в партийной иерархии Дзержинского или понизить Троцкого.
Что же касается конфликта, то тут Троцкий допустил большую ошибку в оценке расклада сил. Он предполагал, что «триумвират» обрушится на обнаглевшую молодежь. Это было вполне логично. Сам же Лев Давидович хотел поднять свой престиж, выступив в роли миротворца. То есть объединяющей силы. Но он не учел, с кем имеет дело. Сталин не стал играть по стандартной схеме – он поддержал Бухарина и его компанию. Ход оказался блестящим. В итоге появилась очередная оппозиция – в лице Зиновьева, Каменева, Сокольникова, Лашевича и примкнувшей к ним Крупской. Они снова потребовали партийной дискуссии. Главным же лозунгом опять стало упразднение поста Генерального секретаря.
Все эти разборки были вынесены на XIV съезд. Оппозиция выглядела достаточно бледно. Что и отметил в своей речи Сталин: «А теперь перейдем к платформе Зиновьева и Каменева, Сокольникова и Лашевича. Пора и о платформе оппозиции поговорить. Она у них довольно оригинальная. Много разнообразных речей у нас было сказано со стороны оппозиции. Каменев говорил одно, тянул в одну сторону, Зиновьев говорил другое, тянул в другую сторону, Лашевич – третье, Сокольников – четвертое.
Но, несмотря на разнообразие, все они сходились на одном. На чем же они сошлись? В чем же состоит их платформа? Их платформа – реформа Секретариата ЦК. Единственное общее, что вполне объединяет их, – вопрос о Секретариате. Это странно и смешно, но это факт.
Этот вопрос имеет свою историю. В 1923 году, после XII съезда, люди, собравшиеся в „пещере“ (смех.), выработали платформу об уничтожении Политбюро и политизировании Секретариата, т. е. о превращении Секретариата в политический и организационный руководящий орган в составе Зиновьева, Троцкого и Сталина. Каков смысл этой платформы? Что это значит? Это значит руководить партией без Калинина, без Молотова. Из этой платформы ничего не вышло, не только потому, что она была в то время беспринципной, но и потому, что без указанных мной товарищей руководить партией в данный момент невозможно. На вопрос, заданный мне в письменной форме из недр Кисловодска, я ответил отрицательно, заявив, что, если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума, без дискуссии, открытой или скрытой, и без требования гарантий прав меньшинства. (Смех.)
Это была, так сказать, первая стадия.
А теперь у нас наступила, оказывается, вторая стадия, противоположная первой. Теперь требуют уже не политизирования, а техницизирования Секретариата, не уничтожения Политбюро, а его полновластия…
Мы против отсечения (имеется в виду „отсечение оппозиционеров“. – А. Щ.). Мы против политики отсечения. Это не значит, что вождям позволено будет безнаказанно ломаться и садиться партии на голову. Нет уж, извините. Поклонов в отношении вождей не будет. (Возгласы: „Правильно!“ Аплодисменты.) Мы за единство, мы против отсечения. Политика отсечения противна нам. Партия хочет единства, и она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них – если они этого не захотят. (Возгласы: „Правильно!“ Аплодисменты.)»
Цитата приведена здесь в том числе и затем, чтобы продемонстрировать мастерство Сталина как публичного оратора. Напомню – речь произносилась на съезде, то есть на большом собрании (1306 делегатов). Большинство из присутствовавших не имели большого опыта политических игр. В то же время на съезды тогда присылали отнюдь не в ладоши хлопать. Делегаты могли и «взбрыкнуть». Так что их требовалось привлечь на свою сторону. Вот Сталин и свел свою критику оппозиции к тезису «олигархов [59] мы не потерпим». Что, разумеется, было принято «на ура». Главным же итогом съезда было то, что он поддержал линию Сталина, – был взят курс на строительство социализма в одной стране.
А дальше Сталин заявил: «Мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну страной экономически самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем рынке, страной, которая послужит очагом для притягивания к себе всех других стран, понемногу отпадающих от капитализма и вливающихся в русло социалистического хозяйства. Эта линия требует максимального развертывания нашей промышленности, однако в меру и в соответствии с теми ресурсами, которые у нас есть. Она решительно отрицает политику превращения нашей страны в придаток мировой системы капитализма. Это есть наша линия строительства, которой держится партия и которой будет она держаться и впредь. Эта линия обязательна, пока есть капиталистическое окружение».