А теперь давайте взглянем на эти системы не с точки зрения материальной выгоды общества, а с точки зрения человека — члена этого общества. Рабовладельческую систему отметаем как бесчеловечную. В западной системе один человек работает в изнурительном ритме, а во время непродолжительного досуга может вкусить какие-то материальные блага, второй — получает безделье и какой-то материальный минимум. Однако не стоит думать, что безделье — большое удовольствие (оно приятно в основном людям во время отдыха от работы). Безработица развивает у человека комплекс ненужности, нереализованности, он ощущает себя невостребованным обществом — и это пагубно влияет на его психику, даже если у него есть деньги на еду и одежду.
Советская же система давала гарантированную (и обязательную) работу, и возможность досуга (даже — на работе) всем. Досуг на работе — не недостаток советской системы, а адекватный ответ на «вызов» времени. Просто, когда средства производства сделали некоторых людей лишними, советская система, действуя для людей, не сделала ненужных в производстве изгоями общества и моральными калеками, а распределила труд на всех, с тем чтобы каждый человек чувствовал себя полноценным членом общества. И когда наши отечественные адепты западной модели труда пишут о том, что там, где в нашем колхозе работали 100 человек, а в Америке (при той же производительности) — фермер и 10 подручных, они почему-то часто забывают рассказать о судьбе остальных 90 человек. Ведь в нынешних условиях им просто некуда деваться, кроме как отправиться на погост.
И неудачи либеральных реформ во многих республиках бывшего СССР наглядно демонстрируют, что славяне не приемлют бездушной западной модели, а тянутся к более доброй и человечной. И это не «рецидив социалистического прошлого». Славяне привыкли помогать соседу в труде, зная, что и сосед тебе поможет, когда это понадобится, ведь распределение тяжелого труда на всех заложено в традициях нашего народа.
Таким образом, советская система труда ставит развитие средств производства (худо-бедно) на службу всему обществу, а западная — на службу производству, а не людям.
Еще одно отличие советской системы от западной проиллюстрировал в своих книгах известный предприниматель Владимир Довгань — создатель одноименной торговой марки. В них он рассказывает о том, что работал ради «общего дела», с энтузиазмом и с раннего утра до поздней ночи. Говорит, что и сотрудников своих «приучал» к такой работе: к «мозговым штурмам», полной самоотдаче на «благо родной корпорации».
При этом он удивляется, что сотрудники зачастую не разделяли его энтузиазма: стараются уйти пораньше домой, увильнуть от работы, а то и «утащить» что-нибудь из материальных ценностей «родной корпорации».
Несмотря на то, что Довгань — предприниматель в западном стиле и во многом адепт западной системы труда, как человек он — производное именно советской системы, ведь начинал-то на советских предприятиях. И он не может понять, что энтузиазм, самопожертвование во имя общего дела возможны только тогда, когда это именно общее дело, когда человек работает на благо всех, всего общества, в том числе на себя, на своих детей и родителей. Поэтому советской системе, в отличие от западной, присуще самопожертвование работников (вспомните Турксиб и Днепрогэс). А какое самопожертвование может быть в работе на «дядю»-предпринимателя? Вряд ли найдется такой «энтузиаст» (если он, конечно, не претендует на кресло «дяди»), который скажет: «Буду работать с утра до ночи, чтобы Абрамович кушал красную икру и ездил на «мерседесе». Да, западный работник может работать с утра до ночи, но не в рамках самопожертвования, а желая больше заработать. Однако это, увы, две разные вещи. И если японцы демонстрируют порой обратное (преданность корпорации), то только потому, что не во всем перешли на западный стиль работы, оставили много от традиционного стиля (корпорация тоже будет заботиться о своем работнике, даже когда он не сможет трудиться на нее).
Кстати, во время войны (катастрофы, всеобщего бедствия) страны Запада переходят на традиционную (мы ее называем «советской») систему труда.
* * *
Теперь о пресловутых «несунах». Во время перестройки говорили, что, когда у предприятия (завода, фабрики, совхоза, колхоза) будет конкретный хозяин, воровство на предприятиях тут же прекратится. Мол, пока предприятие общенародное, оно «ничье» и нет стимула заботиться о нем. На практике оказалось, что воровство не только не прекратилось, но и возросло. Потому что если даже предприятие стало акционерным (как бы общим для всех работников, хотя таких на практике почти нет), то действует тот же принцип, что и раньше: общее — значит ничье. А если первичные акционеры уволились и пришли новые работники, то предприятие не просто «ничье», оно — чужое.
Еще хуже в плане воровства ситуация стала с приходом на предприятие конкретного хозяина. Дело в том, что хозяин в состоянии проконтролировать только небольшое предприятие (отдельную торговую точку, мастерскую, ферму, парикмахерскую). А если у него десятки заводов и тысячи работающих? Контроль в такой ситуации будет еще менее эффективным, чем за предприятиями общенародной собственности. Могут возразить: хозяин в случае чего строго взыщет с нерадивого директора. Но не строже, чем государство в советской системе. Оно обладало, в отличие от хозяина, и внеэкономическими методами взыскания.
И, наконец, советская система труда роскошнее. Представьте себе, что вы руководитель небольшой структуры, вам нужны девять работников (по западному стандарту), а у вас их пятнадцать. Однако в любой работе есть авралы и прочие напряженные ситуации. Вместо того чтобы срочно искать необходимое пополнение (нанимать, например, временных рабочих), вы довольствуетесь своим «резервом» — избыточным (по западным меркам) числом рабочих. Авралы вам в таком случае не страшны, несмотря даже на то, что работники могут жениться, уйти во внеплановые отпуска, заболеть и т. д. Вы всегда можете своих сотрудников подстраховать, прислушаться к их просьбам, устраивать им праздники, перерывы (пускай даже для лузганья семечек), давать жить им полноценной жизнью и вместе с тем трудиться на благо общества.
Западная система, конечно, эффективна как спринтер. Превращая рабочих в раскаленные винтики механизмов, она способна вырваться вперед, но лишь на определенном участке и ненадолго, ибо она — вне людей, и последствия этой безжалостной системы та же Америка до сих пор не может расхлебать.
Антиалкогольная кампания и прочность советской экономики
Эффективность советской системы доказывает и то, что она обладала громадным запасом прочности. Это было прекрасно продемонстрировано во время войны, когда даже на оккупированных территориях использовалась советская валюта. Это мы наблюдаем и сейчас, когда вся экономика держится на инфраструктуре, созданной еще в советское время, а большинство людей обитает в тех квартирах, которые им бесплатно предоставила советская власть.
Прочность советской экономики продемонстрировали и горбачевские эксперименты. Немного найдется в мировой истории примеров, когда руководство страны добровольно отказывалось от громадных бюджетных поступлений. Я имею в виду антиалкогольную компанию Горбачева, из-за которой бюджет в первые годы потерял около 12 процентов. Сухой закон иногда вводили и в других странах, но обычно в тех, где государство не обладало монополией на винную торговлю и, соответственно, не несло существенных финансовых потерь. В тех странах, где государство не имело таких обязательств перед населением, которые взяла на себя Советская держава. Ведь оплата жилья и коммунальных услуг, транспорта, высококачественной медицины и образования осуществлялись государством. Часть денег просто не выдавалась на руки населению, а сразу шла на оплату вышеперечисленных услуг. И то, что Горбачев сознательно лишил бюджет громадных поступлений, а после фактически ликвидировал государственную монополию на торговлю спиртным, и система при этом не рухнула, демонстрирует колоссальный запас прочности советской экономической модели.