Какова методология исследования таких разных общностей и интерпретации ответов, полученных при опросах столь разных массивов? Пока что эти различия игнорируются, и при обработке ответов суммируются величины, которые не являются аддитивными. Выводы становятся ненадежными.
* * *
Наконец, важным фактором, искажающим оценки, было то, что приватизация сопровождалась замалчиванием важного знания об этом процессе, включая знание о свежем опыте приватизации в Польше и Венгрии. Более того, имела место и дезинформация о важных сторонах проблемы. Граждане осознали этот факт слишком поздно, но это углубило раскол общества и кризис 90-х годов. Понятно, что социолог не должен своими вопросами оказывать идеологическое давление на респондентов, но разве не требует научная этика дать им хотя бы минимум объективного знания, которого их лишили политики?
Конкретно, в случае приватизации социологи оказались в такой ситуации. В 1992 г. группа ведущих мировых экспертов (социологов и экономистов) под руководством М. Кастельса (США) посетила Москву. Она провела интенсивные дискуссии с членами Правительства Российской Федерации, в том числе с Г.Э. Бурбулисом, Е.Т. Гайдаром, А.Н. Шохиным. В качестве экспертов с российской стороны выступали профессора Ю.А. Левада, Л.Ф. Шевцова, О.И. Шкаратан и В.А. Ядов. После отъезда группа иностранных экспертов составила доклад Правительству России, который был опубликован только недавно (Кардозу Ф.Э., Карной М., Кастельс М., Коэн С., Турен А. Пути развития России // Мир России. 2010, № 2).
В докладе эти эксперты критикуют доктрину приватизации и, изложив свои аргументы, напоминают хорошо известные вещи:
«Рыночная экономика не существует вне институционального контекста. Основной задачей реформаторского движения в России сегодня является в первую очередь создание институциональной среды, т. е. необходимых условий, при которых рыночная экономика сможет функционировать. Без подобных преобразований рыночная экономика не сможет развиваться, не создавая при этом почвы для спекуляций и воровства. То есть создание эффективной рыночной экономики принципиально отличается от простой задачи передачи прав собственности от государства и старой номенклатуры к успешным частным управляющим… Культура куда важнее масштабов приватизации».
Они так характеризуют общности, которым в ходе приватизации предполагалось передать основную массу промышленной собственности:
«В настоящий момент все они так или иначе демонстрируют паразитическое поведение, их действия носят не инвестиционный, а спекулятивный характер, свойственный в большей мере странам «третьего мира»… Такая ситуация характерна скорее не для зарождающегося, а для вырождающегося капитализма. Фактически идет процесс передела накопленной собственности, а не создание нового богатства. В этих условиях исключительно либеральная экономическая политика, основанная на непродуманной и неконтролируемой распродаже государственной собственности, обречена на провал, что приведет лишь к усилению власти спекулятивных групп в российской экономике».
И вот общий вывод:
«Резюмируя все сказанное, мы утверждаем, что существующая концепция массовой приватизации является главной ошибкой, которую Россия может совершить в ближайший год реформ».
* * *
Несомненно, Кастельс, Турен и их коллеги-эксперты высказали принципиальные, очень важные концептуальные суждения о начавшейся в России приватизации, которые быстро получили эмпирические подтверждения. Ведущие российские социологи были ознакомлены с этими суждениями в ходе прямой дискуссии. Политическое руководство реформами также знало и выводы, и аргументы комиссии экспертов — а от населения это знание было скрыто.
Для нас здесь важен такой вопрос: что больше соответствует профессиональной этике социологов — ввести это знание в научный оборот, чтобы исследователи могли его учесть в своих проектах прикладной социологии, или умолчать о нем, чтобы опрашиваемые отвечали спонтанно, следуя интуиции?
Производным от этой проблемы является другой вопрос: кому предназначено знание, полученное в социологическом исследовании? Этот вопрос лежит в плоскости социодинамики знания, но он непосредственно влияет и на когнитивную структуру исследования. Одно дело, когда социолог строит программу исследования как разведчик, отправленный властью в общество, как «в тыл противника». Он должен добыть достоверное знание, но структурированное особым образом — исходя из доктрины «холодной гражданской войны», каковой является технократическая «демократия решений». Другое дело, когда социолог следует нормам науки как открытого знания, способствующего рациональному самопознанию общества и государства и выработке общественного договора.
В условиях кризиса, вызвавшего глубокий конфликт ценностей и интересов, часто происходит смешение когнитивных норм и методов, и открытые публикации результатов исследований составляют странный гибрид политкорректности, умолчаний и искажения меры. Это и становится одним из генераторов метаморфоз общественного сознания, поскольку транслируется из обществоведческой литературы в массовое сознание через СМИ. Через обратную связь это дискредитирует исследования, и их результаты становятся все менее достоверными.
ЗАСУХА-2010 — ЭКЗАМЕН ДЛЯ РОССИИ
Последние годы каждым летом нам свыше посылают испытание, из которого мы должны извлечь урок. Экзамен строгий, по нашим ответам там судят, готовы ли мы подтвердить право на «аттестат зрелости», чтобы быть хозяевами независимой и благополучной России. Пока что мы отвечаем неудовлетворительно — а сколько раз нам позволят пересдавать этот экзамен, неизвестно.
В августе 2008 г. Россия погрузилась в кризис. Власть и «элита» должны были ответить, что это такое. Они ответили: «Кризис подобен стихии. Его, как и природное бедствие, предотвратить невозможно».
Садитесь, двойка! Кризис не подобен стихии, это рукотворное явление. Его устраивают, чтобы обобрать падких на соблазны лентяев и простофиль. Реформаторы соблазнили российское общество «брать от жизни все — здесь и сейчас» (то есть жить в долг) — и рухнули все защиты от кризиса, выстроенные отцами и дедами. Вы называете кризис стихийным явлением, чтобы оправдать свои дела, которые оборачиваются социальным бедствием.
В 2009 г. произошла катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС. Власть и «элита» должны были ответить, что это такое. Они ответили: «Мы не виноваты, это все «совки» — плохую ГЭС нам построили. И вообще, оставили нам технологически отсталую Россию».
Садитесь, двойка! Катастрофа показала, что вы по своей жадности и лени не способны пользоваться технологией, которую вам оставили в наследство.
В 2010 г. лето принесло нам природное бедствие — жару и засуху. Это — тяжелое испытание, оно регулярно, примерно каждые 25 лет, посещает Россию. Но экзамен ставят не природе, а обществу: как оно готовится к этому бедствию и как на него отвечает.
В целом об ответе говорить рано — осенью посчитаем цыплят. А реакция пока что недостойная — СМИ трещат о дискомфорте столичных жителей, о нехватке кондиционеров, о дыме торфяников, который им глаза выел, о температурных рекордах. И о том, что «хлеба в России хватит», а если кому и не хватит — ничего страшного. Зато тараканы подохнут.