У. Бронфенбреннер в своей книге периодически подчеркивает это свойство советской школы — соединять школьников разных возрастов и взрослых в подобие семьи. В этом он видит общее свойство именно советского общества. Уже в первой главе он пишет:
«Особенность, свойственная советскому воспитанию — готовность посторонних лиц принимать на себя роль матери. Эта черта характерна не только для родственников семьи, но и для людей совершенно посторонних. На улице прохожие запросто заводят знакомство с детьми, и дети (и, как ни странно, сопровождающие их взрослые) тут же принимаются называть этих посторонних людей дядями и тетями».
Важнейшее условие душевного здоровья ребенка — чувство надежности. Сегодня оно подорвано в большинстве семей. Что означает в ситуации кризиса отказ от принципа единой школы? Жестокое указание детям их места в социальной лестнице. Это указание преувеличивается в уме ребенка, что бьет по душе всех — и тех, кто вдруг ощущает себя богатым (ходит в дорогой колледж), и тех, кто узнает, что такой роскоши его семья позволить себе не может (он должен учиться в “школе для бедных”).
А тут еще страна втягивается в безработицу. Знает ли учитель, как уберечь ребенка от этого стресса? Знает ли он, что главный удар безработица наносит не по взрослому человеку — он уже защищен опытом и разумом — а по его детям? Когда человек теряет работу, первой жертвой становится его сын-подросток. Он пополняет ряды наркоманов и преступников, даже если материальных лишений семья еще не ощущает. Это — один из важнейших выводов многолетних исследований безработицы в США. Готова ли наша школа к тому, чтобы морально помочь детям завтрашних безработных? Похоже, что не только не готова, а и сама становится инструментом раскола и страданий в среде детей и подростков.
А ведь учительство пошло на этом пути дальше — оно молчаливо согласилось с тем, чтобы школьное образование перестало быть всеобщим. Без шума отняли огромное завоевание, сразу отбросив Россию в разряд быстро отстающих стран. И никакими экономическими соображениями это оправдать невозможно — вложения в квалификацию рабочей силы везде и всегда являются самыми рентабельными. Но дело и не в экономике. Сегодня, в отличие, скажем, от начала века, отлучение от образования есть выбрасывание из общества. А переход к платному образованию есть неминуемое отлучение от него значительной части подростков, их десоциализация.
У. Бронфенбреннер подчеркивает, что эффективные методы успешной социализации детей, принятые в советской школе не являются чем-то неведомым, они прекрасно известны западной психологической науке. Дело в общественном строе, который предопределяет возможность или невозможность их применения в практике. Раздел своей книги об американской школе он заключает маленьким резюме «Еще раз о советском воспитании». Он пишет:
«Мы завершили анализ важнейших факторов, влияющих на поведение и развитие детей. Исходя из полученной перспективы представляется целесообразным вновь коротко остановиться на советских методах воспитания и рассмотреть их в свете тех принципов педагогического вмешательства, которые мы сформулировали. При этом нельзя не подчеркнуть, насколько широко осуществляются эти принципы в практике советского воспитания. Забота о питании и здоровье беременных женщин и новорожденных, применение в значительных масштабах моделирования позитивного поведения, массовое привлечение подростков и взрослых к работе с детьми младшего возраста, сознательное использование влияния коллектива при подкреплении желательного поведения, воспитание даже у маленьких детей чувства ответственности во имя общих целей класса, школы и района — вот та педагогическая стратегия, которая представляется наиболее эффективной с точки зрения воздействия на процесс социализации ребенка.
Обращает на себя внимание тот факт, что большинство исследований, которые мы использовали для обоснования наших принципов, было проведено на Западе. Изучая интересовавшие нас вопросы, мы пришли к выводу, что социальная психология получила в Советском Союзе статус узаконенной дисциплины лишь в конце пятидесятых годов, а систематические экспериментальные исследования в этой области стали появляться еще позже. Таким образом, мы столкнулись с парадоксом: принципы, которые ученые на Западе исследовали и в значительной степени ограничили стенами лабораторий, русские открыли и применили в национальном масштабе» [4, c. 126].
Да, советские русские применяли эти принципы, выработанные русской культурой, в масштабе всей многонациональной страны — а «новые русские» сегодня выкорчевывают эти принципы под апатичные взгляды родителей.
Реформа российской школы: доктрина и практика
В настоящий момент состояние российской школы определяется двумя массивными процессами — деградацией оставшейся в наследство от СССР советской школьной системы и строительства новой системы по проекту «школьной реформы».
Деградация советской системы идет как «стихийно» — вследствие создания новых социальных, экономических и культурных условий постсоветской России, неадекватных (или враждебных) социокультурному типу советской школы, так и целенаправленно, посредством административных и экономических мер, направленных на демонтаж старой школы как одного из важнейших устоев советского общественного строя.
В строительстве новой системы с самого начала был принят имитационный проект, ставящий целью скопировать и трансплантировать в России западную модель школьного образования, как в социальном, так и в философско-методологическом плане.
В связи с реформой школы в России возникло пусть не ярко выраженное, но глубокое социальное противостояние. Его надо рационально изложить и сделать, наконец, предметом общественного диалога, иначе не выйти из того тупика, в котором находится школьная реформа уже более 15 лет. Замалчивание сути противоречия и отказ от рефлексии относительно концепции и хода реформы делают весь дискурс интеллектуальных авторов и исполнителей ее доктрины иррациональным.
Объясняя установку на имитацию, Министр образования РФ В.М. Филиппов сказал: «Кто-то очень метко заметил: «В США есть цивилизация, но нет истинной, древней культуры. В России — богатая культура, но нет цивилизации». Наша задача — сохранить российскую культуру и создать цивилизованное общество». Утверждение, будто в России «есть культура, но нет цивилизации», совершенно некогерентно, такое прискорбно слышать от министра образования. О том, чтобы сохранить культуру России, «создавая цивилизованное общество» по образцу США, не может быть и речи, это просто нелепость.
Вот первое, фундаментальное основание для раскола общества: разве его согласия спрашивали на создание какого-то «цивилизованного общества»? Разве был достигнут компромисс относительно его социального и культурного профиля? С такими умолчаниями и хитростями можно разрушить общество, но построить что-то обманом или насилием — не выйдет.
Оказывается, перестройка школы прямо рассматривается как средство переделать сознание народа, это предусмотрено и в документах министерства. Вот «Проект федерального компонента государственного стандарта общего образования. Часть первая. Начальная школа. Основная школа» (М., 2002). Редактором его является бывший министр Э.Д. Днепров. В документе прямо и без обиняков ставится задача «эволюционной смены менталитета общества через школы».