Смоленщина, Туровское, Пинское княжества тоже распались на микроскопические уделы, и их терроризировали литовцы. А осколки Полоцкого княжества Миндовг уже вовсю подчинял. Некоторые города завоевывал. Другие, чтобы избавиться от набегов, сами приглашали литовских князей. Полочане вместе с литовцами начали нападать на Смоленщину. Хаос царил такой, что история даже не сохранила имен черниговских или полоцких князьков, никто не отмечал, когда то или иное княжество погибало или попадало под владычество инородцев. Люди, если были в состоянии, перебирались на Владимирщину. Это и давало возможность Александру «города людьми наполнять».
Но даже суровейшие испытания не смогли исцелить болезни Руси, заставить ее преодолеть рознь, отречься от корысти и частных амбиций. Например, Новгород боготворил Александра Невского за спасение от немцев и литвы, но… роптал на его «самовластие». При 13-летнем князе Василии Александровиче отец продолжал удерживать город под своей твердой рукой, а это страшно раздражало «золотые пояса». Их настроениями решил воспользоваться брат Невского Ярослав Тверской. Завел закулисные переговоры с новгородцами, наобещал им поблажки и послабления, в 1255 г. вече разбушевалось, выгнало Василия и призвало Ярослава. Попытку смуты Александр пресек быстро и внушительно. Поднял все имеющиеся войска и повел к Новгороду. Ярослав сразу присмирел и выехал оттуда. Горожане еще покипятились, поорали о «вольностях», грозили встать насмерть. Но дальше угроз дело не пошло, скрестить мечи с Александром одни не хотели, другие боялись. Выпустили пар и отправили послов извиняться.
Великий князь простил всех виновных. А новгородцам не пришлось жалеть о примирении. На следующий год к южному берегу Финского залива причалил многочисленный объединенный флот датчан и шведов. Высадил десанты, они принялись строить крепость у реки Наровы. Александр выступил на помощь Новгороду, и этого оказалось достаточно. Неприятели даже драться не стали. Как только услышали, что на них идет Невский, бросили недостроенные стены и бежали без оглядки. А великий князь счел нужным дополнительно вразумить соседей. Зимой прошелся по Финляндии, «как Божья кара из края в край». Потревожили русских — сами виноваты. Поход в Новгород денег стоил, издержки нужно возместить. Шведские феодалы удирали, Александр уничтожал их замки. Часть финнов приняла его сторону, начала побивать шведов. В общем, великий князь навел такого страха, что после этого Швеция не отваживалась пакостить русским 37 лет…
Но приемлемые отношения Северной Руси с Ордой (о которых так любят порассуждать некоторые современные историки [147] [148]) на самом-то деле были лишь кратким эпизодом. Они просуществовали всего несколько лет. Обстановка в самой монгольской империи менялась туда-сюда. Менгу, став верховным ханом, принялся закручивать гайки своей огромной разношерстной державы, задумал превратить ее в монолитную и единую. А для этого вознамерился стереть различия между сотнями покоренных племен и народов, упразднить национальные структуры управления, перемешать население и превратить его в безликую массу «татар», разделенную по численному принципу. Менгу повелел провести поголовную перепись людей, по-монгольски разбить их на десятки, сотни, тысячи, тумены, назначить над ними начальников — десятников, сотников, тысячников, темников, которые будут отвечать за исполнение приказаний ханов, поддержание порядка, сбор налогов. В 1252 г. подобные реформы начались в Китае, в 1253 г. в Персии.
Разумеется, осуществить эти химеры было нереально. Они несли людям только новые насилия и страдания, доламывали остатки былых государств. Но не подневольные народы обращались в татар, а менее культурные завоеватели попадали под влияние подданных. Хан Хубилай в Китае потянулся к местным удовольствиям и предметам роскоши, стал окружать себя китайскими советниками. Воины и военачальники Хулагу в Иране перенимали персидские обычаи. Но на очереди реформ стояла и Русь. Батый и Сартак в полной мере разделяли проекты Менгу. Александр Невский видел, насколько они опасны. Снаряжал в Орду посольства с богатыми подарками, шли переговоры, в течение четырех лет преобразования удавалось тормозить.
Но и в Сарае монголы втягивались под влияние своего окружения. Этот город, как когда-то хазарский Итиль, стоял на перекрестке международных торговых путей, за пару десятилетий в нем сформировалась мощная купеческая община, состоявшая по большей части из мусульман-хорезмийцев и евреев. Они увивались возле хана и его родственников, самым податливым оказался брат Батыя Берке. Он охотно соглашался с мнениями и просьбами купцов, принял ислам. Община, в свою очередь, сделала на него ставку, помогала деньгами и связями.
А в 1256 г. умер Батый, и Берке, опираясь на торгашей, произвел скрытый переворот. Сартака отравили, а верховный хан Менгу находился далеко, ситуацию в Сарае не представлял. Ему доложили лишь о смерти дяди и двоюродного брата, и он назначил наследником сына Сартака, подростка Улагчи (Улавчия). Регентшей при нем должна была стать его бабушка Боракчина, старшая жена Батыя. В действительности власть досталась не ей, а Берке. Но одновременно Менгу напомнил о предписанных реформах.
Улагчи со свитой прибыл в Нижний Новгород, вызвал к себе русских князей. К нему явились Александр Невский, Борис Ростовский, Ярослав Тверской и другие родственники. Им объявили волю верховного хана. Раньше баскаки переписывали людей только по южным княжествам. Теперь началась акция общая и централизованная. Татарские чиновники поехали по Владимирской, Рязанской, Муромской земле. Исчисляли людей, при этом разбивали их по тысячам и туменам, заново облагали данью. От переписи и уплаты освобождали только священников и монахов.
Александр забил тревогу. Он немедленно послал в Сарай Бориса Ростовского со «многими дарами», а потом выехал туда сам. Предпринять что-либо оказалось очень нелегко, в Орде все переменилось. Берке исподволь, без шума, завершил переворот. Он убил Боракчину, казнил приближенных Батыя и Сартака — тех самых, которые благоволили Александру, через которых раньше удавалось воздействовать на хана. Улагчи просто исчез, будто его и не было. Исчезли и жены прежних ханов, упокоились где-то на дне реки или в безымянных ямах на волжских плесах. Но приходилось делать вид, что ничего особенного не произошло. Что на троне всегда сидел Берке, а при дворе отирались его любимцы, и никого другого князь здесь не ожидал увидеть.
Нужно было раздавать взятки новым вельможам и заново искать подходы к ним, любезно нести подарки женам Берке, приноравливаться к настроениям и характеру победившего властителя. И все-таки Александр сумел добиться очень многого. Берке даже лучше, чем Батый, воспринял доводы, что система управления по тысячам и туменам вносит дезорганизацию и хаос. Он по сути уже отрезал себя от Каракорума, не намерен был подчиняться Менгу и воплощать его идеи. Для Берке и сарайской купеческой группировки были абсолютно безразличны проекты единообразия империи. Их интересовал только свой улус. Надо было удерживать его под владычеством, выкачивать побольше прибыли. А если Менгу или другие ханы вздумают выступить против узурпатора, он мог опереться лишь на подданных.