А к Киеву уже спешил Всеволод Ольгович с войском! Грозно встал возле города, подпалил предместья. Вячеслав даже не пытался обороняться, вооружать горожан. Он послушно заверил противника, что уступает престол и уезжает обратно в Туров. Там было куда лучше! Ни хлопот, ни опасностей, наливайся медовухой хоть неделями подряд, а дружинники-собутыльники поддакнут, расхвалят своего князя, пожалеют, как с ним несправедливо обошлись. Великим князем провозгласил себя Всеволод II Ольгович. Киевлян он постарался задобрить, сохранил столичным боярам их посты при дворе, для простонародья устроил пиры, раздачи денег и подарков.
Против узурпатора, естественно, выступили Мономашичи. Но Всеволод был очень ловким политиком. Долгорукого он нейтрализовал, опять учинил бузу в Новгороде. У Ольговичей там уже сформировалась сильная партия, Всеволод II подкреплял ее, подкупал новых сторонников. Новгородцы очередной раз забурлили, изгнали Ростислава Юрьевича и вернули на княжение Святослава Ольговича. Долгорукий снова захватывал новгородские города Торжок и Волоколамск, перекрывал подвоз хлеба. После этого новгородцы приходили к выводу, что законные князья Мономашичи, выпроваживали Святослава и принимали Ростислава. Но Всеволод II подогревал свою партию, и все повторялось.
А пока суд да дело, великий князь сжег южную базу Долгорукого, Городец-Остерский, пробовал захватить Переяславль. Андрей Мономашич отбил приступ и прогнал осаждающих, объявил, что готов умереть переяславским князем. Но дальше уже покатилась полная мешанина. Новый государь начал раздавать уделы, постарался выделить лучшие города своим детям. А его братья Игорь и Святослав Ольговичи, двоюродные братья Изяслав и Владимир Давыдовичи оказались обделенными. Они возмутились и повели войну вообще против всех. Вторгались на земли и великого князя, и Долгорукого, и на Переяславщину — заявляли, что они сами сколотят себе уделы.
Клан Мономашичей тоже раскололся. Изяслав Мстиславич прикинул, что в мутной воде можно очень даже продуктивно половить рыбку. Отправился в Суздаль, разузнал, что ему готов предложить Долгорукий, а одновременно стал торговаться со Всеволодом II. Он давал больше, и Изяслав принял его сторону, выдал за овдовевшего великого князя свою дочь. В 1042 г., очень кстати для союзников, скончался младший брат Долгорукого Андрей. Его Переяславским княжеством Всеволод II расплатился с Изяславом Мстиславичем, а Новгород уступил другому Мстиславичу, Святополку.
Дуэт великого князя с Изяславом стал могучей силой. Чтобы упрочить свое положение, они заключили союзы с полоцкими князьями, признали их независимость и переженили с ними детей. Своих родных и двоюродных братьев Всеволод Ольгович кое-как удовлетворил, добавил им полдюжины мелких городов. Власть узурпатора теперь выглядела незыблемой, спорить с ним уже не мог никто.
Повиноваться ему отказывались лишь два князя — Юрий Долгорукий на северо-востоке и Владимирко Галицкий на юго-западе. Государь с многочисленными ратями выступил на Прикарпатье. Вновь звенели мечи, пели боевые трубы, выкликая всадников в бешеные атаки, хрипели и выли от боли раненные. Но городов в Галицком княжестве было много, с каменными стенами, и Всеволод II завяз, разгрызая эти орехи. Правда, в здешних городах у великого князя нашлись и сторонники. Владимирко во многих отношениях был похож на Долгорукого. В своем княжестве он тоже установил сильную единоличную власть, не терпел своевольства. А это раздражало галицких бояр. Они установили тайные связи с Киевом, попытались устроить переворот. Но Владимирко с предателями не церемонился. Мятеж раздавил, а зачинщиков без долгих разговоров отправил на плаху.
Раздраем на Руси не преминули воспользоваться внешние враги. Шведский король нацелился захватить Ладогу, привел привел флот из 60 кораблей. Подбил финнов, и они вторглись на русские земли. Однако новгородцы умели не только буянить. При нападении неприятеля они на время забыли грызню между партиями, поколотили и выгнали шведов, точно так же проучили финнов.
Зато южная Русь лежала в полном хаосе. Сегодня одни князья разоряли владения других, завтра роли менялись. Недавние друзья превращались во врагов. Пока схлестывались между собой княжеские дружины, было еще полбеды. Но все враждующие стороны приспособились приглашать иноплеменников — половцев, венгров, поляков, торков, берендеев. Это стало подразумеваться само собой. Чтобы победить, надо умножить войско. А уж чужеземцы резали и грабили всех подряд. Зачем стесняться-то? Их и позвали для того, чтобы резать и грабить. Надо пользоваться возможностью, набрать побольше добра, деньжат, пленных.
Но и русские, глядя на союзников, быстро перенимали полезный опыт. Половцы и венгры себя не обижают, чем же они хуже? Полыхали и рушились города, проходящие туда-сюда воинства стирали с лица земли попутные деревни. Возле догорающих пепелищ домов, возле трупов хозяев выли изнасилованные полуголые жены. А их дети, братья, сестры, тупо брели куда-то в караванах невольников. Сейчас никто не перехватывал полон, никто не отбивал, союзники угоняли законную добычу, князья благодарили их за службу, договаривались о новых предприятиях. Гребли жирный гешефт работорговцы в Херсонесе, Керчи, Буде, Кракове…
Русские люди стали уходить кто куда. На Днестре, в половецких владениях, возник вольный город Берлад. Сюда шли самые лихие и отчаянные, готовые и разбойничать, и наняться повоевать. А крестьяне, ремесленники направлялись туда, где поспокойнее, на север. Сохраняли память о брошенной родине, приносили на новые места привычные названия, и появлялись города-двойники. Южный Переяславль на р. Трубеж особенно страдал от нашествий, и на Оке возник Переяславль-Рязанский, на Клещином озере — Переяславль-Залесский, в каждом городе одна из речушек получила имя Трубеж. На юге был Кснятин, и на севере, у впадения Нерли в Волгу, построили Кснятин, на юге был Стародуб, и на Клязьме появился Стародуб. Страшному опустошению подверглось и Прикарпатье, люди отсюда уходили к другу и союзнику их князя, Долгорукому. Наряду с карпатским Галичем в заволжских лесах возник Галич-Мерьский, наряду с карпатским Звенигородом — Звенигород на Москве-реке.
Юрий Долгорукий принимал всех. Давал места для поселения, льготы, ссуды на обзаведение хозяйством. Мерянские деревушки в его княжестве все гуще перемежались славянскими. И если на юге, на «Русской земле» люди еще помнили, что они поляне, древляне, северяне, то сюда стекались отовсюду, тут все они были просто русскими. Да и меряне постепенно «обрусевали», перенимали славянский быт, переходили на славянский язык.
Император Алексей Комнин завел Византию в полный тупик. С Русью и другими соседями он перессорился, а попытка дружить с западными державами ничего хорошего не принесла. Венецианцы, которых он радушно запустил в империю, захватили под контроль всю торговлю. Крестоносцы, урвавшие греческие владения на Ближнем Востоке, не желали слышать даже о номинальном подчинении. Через территорию Византии шастали новые крестоносные отряды, возвращались те, кто уже навоевался, по пути задирались и безобразничали. При этом на Западе вовсю охаивали империю за то, что ее церковь все-таки не подчиняется папе, а царь не выступает плечом к плечу с рыцарями, не помогает им прибрать к рукам дополнительные страны.