Но к весне донельзя ухудшились и отношения с французскими властями. Стало доходить до конфликтных ситуаций. Командующий оккупационными войсками ген. Шарпи принял решение о переводе донцов из Чаталджи, где они немножко обустроились, в гораздо более худшие условия на о. Лемнос. Это вызвало возмущение. Казаки лопатами и кольями разогнали сенегальских стрелков, прибывших для их усмирения и переселения. Были раненые. Лишь после распоряжения Врангеля, призвавшего донцов успокоиться, инцидент удалось погасить, и перевод состоялся. Участились конфликты русских с французскими патрулями. В самом Константинополе в день праздника Конной гвардии, когда главнокомандующий устроил торжественный развод караулов в русском посольстве и консульстве, а юнкера прошли с оркестром по улице, это вызвало переполох властей. Врангель получил приказ Пелле разоружить конвой и штабных ординарцев, но выполнить его отказался. Тогда Пелле приказал очистить здание посольства от всех военных учреждений, а Врангелю предписал выехать из Турции. Главнокомандующий выразил желание попрощаться с войсками в Галлиполи и на Лемносе. Во избежание эксцессов ему запретили. Разрешили лишь обратиться к войскам с письменным посланием, текст которого подлежал согласованию с французами. Врангель стал тянуть время, делая заявления в газетах с намеками на непредсказуемые действия армии. В Галлиполи пошли слухи о его аресте. Раздались призывы идти с оружием на Константинополь выручать его. Напуганные союзники кинулись к Врангелю, и он успокоил войска своим приказом. Распоряжение о высылке из Турции пришлось спустить на тормозах.
Вскоре ген. Шарпи отдал новый приказ русским частям сдать оружие. Кутепов, ознакомившись с ним, заявил: "Пусть приходят и отнимают силой". Французы, указывая на непосильность расходов по содержанию Русской армии, недвусмысленно намекнули на прекращение снабжения. В ответ Кутепов усиленно занялся смотрами и парадами. Союзники встревожились, не собираются ли русские идти на Константинополь? Кутепов «успокоил» их, что нет, "это просто очередные занятия на случай, если армии придется походным порядком пробиваться в Сербию". Тогда оккупационное командование очередной раз сократило паек и попробовало воздействовать демонстрацией силы. К Галлиполи подошла мощная эскадра из 2 линкоров, 3 крейсеров, миноносцев и транспортных судов с пехотой. На запрос русских французский комендант позволил себе «пошутить», что у них проводятся маневры:
"Завтра будет высажен десант, который начнет операцию с целью овладения городом".
Кутепов ответил своей "шуткой":
"По странному совпадению завтра назначены и маневры всех частей моего корпуса по овладению перешейком полуострова".
Ночью эскадра убралась от Галлиполи — от греха подальше.
Французы одну за другой слали ноты:
"Ввиду образа действий, принятых ген. Врангелем и его штабом, наши международные взаимоотношения заставляют нас вывести эвакуированных из Крыма из подчинения власти, не одобряемой, впрочем, всеми серьезными и здравомыслящими кругами".
Подобные заявления размножались для расклейки по лагерям. Шарпи писал Врангелю:
"Честь имею просить Вас пригласить русских комендантов следить за тем, чтобы их подчиненные не мешали распространению этих документов. Согласно предписанию французского правительства паек, выдаваемый русским, будет уменьшен…"
Пелле дополнял:
"Позвольте мне прибавить, что телеграмма эта в точности отражает мысли и намерения республики, касающиеся решения в ближайшее время уничтожить существующую организацию беженцев, расселенных в окрестностях Константинополя".
Врангель отвечал:
"Армия, проливающая в течение шести лет потоки крови за общее с Францией дело, есть не армия генерала Врангеля, а Русская армия. Желание французского правительства, чтобы армия ген. Врангеля не существовала и чтобы русские в лагерях не выполняли приказы своих начальников, не может быть обязательным для русских в лагерях; и пока лагери существуют — русские офицеры и солдаты едва ли согласятся в угоду французскому правительству изменять своим знаменам и своим начальникам".
На сокращение пайков он писал:
"Решение французского командования, хотя, я надеюсь, было продиктовано исключительно финансовыми соображениями, может быть истолковано и как желание воздействовать на моральное состояние войск. Убежденный в необходимости сохранять порядок, который особенно обязателен в тяжелые минуты, лишенный возможности выявлять мой личный авторитет в войсках, я вынужден отклонить от себя всякую ответственность за дальнейшее".
Копии таких ответов он публиковал в печати, сопровождая заявлениями, вроде "Если французское правительство настаивает на уничтожении армии, то единственный выход — перевезти всю армию на берег Черного моря, чтобы она смогла по крайней мере погибнуть с честью".
Добиться неподчинения белому командованию, подорвать его авторитет союзники так и не смогли. Огромную популярность приобрел Кутепов, неотлучно находившийся при войсках, деливший с ними все тяготы. Его в шутку называли "Кутеп-паша, царь Галлиполийский". Когда в марте он по вызову штаба приехал в Константинополь, на пристани его встретили громовым "ура!", подхватили на руки и несли по улицам. Для разоружения и расформирования французы принимали и другие меры нажима. Запретили въезд в русские лагеря, аннулировали все ранее выданные пропуска. Врангель вместо сдачи приказал Кутепову собрать оружие и хранить под усиленным караулом. Но одновременно предписал сформировать в каждой дивизии ударный батальон из лучших бойцов в 600 штыков и пулеметную команду в 60 стволов. А контрразведка постаралась, чтобы это его «секретное» распоряжение стало известно союзникам…
Вовсю активизировалась большевистская агентура, агитируя солдат и офицеров за возвращение на Родину, распуская слухи об амнистии прошлых «грехов». К этой агитации подключились французы, стараясь подогреть возвращенческие настроения — только бы развалить армию и избавиться от нее. Дошло до прямых провокаций. Учитывая, что возвращенчество сильнее всего затронуло казаков, подогнали к Лемносу судно, начав грубую вербовку желающих ехать в Россию. Офицеров отгоняли от рядовых. Фостиков выставил заградительный отряд, но французы навели на него пушки миноносца, высадили солдат и начали без разбора загонять казаков на корабль. Вместе с желающими попадали и нежелающие. Некоторые прыгали за борт, чтобы добраться до берега и вернуться в лагерь.
К концу марта отношения Врангеля с союзниками приблизились к полному разрыву. От более решительных действий в отношении белогвардейцев французов удерживал тот же страх их открытого выступления. И еще неопределенность. Союзные дипломаты, политики, военные гадали о причинах упрямства Врангеля, его неповиновения и независимой позиции. На что он, собственно, рассчитывает? Предполагали, что он позволяет себе такое, имея в запасе некий крупный козырь. Строили версии — какой именно? Секретный договор с Германией? С Японией? С Кемалем? Секретные американские займы? Секретный план нового вторжения в Россию с Савинковым? Никому и в голову прийти не могло, что в этой критической ситуации ему оставалось рассчитывать только на бога, на счастливый случай и на своих подчиненных…