Тупиковой выглядела и ситуация на фронтах Тридцатилетней войны. Испанцы пытались подавить португальцев, французы — каталонских партизан. В Италии воцарилось что-то вроде неофициального перемирия. И на восточном фронте тоже — между французской Бургундией и испанским Франш-Конте (Восточной Бургундией) существовало давнее соглашение не воевать друг против друга, и это соглашение провинций оказывалось сильнее политики государств. Во Фландрии поредевшие враждующие армии осаждали и захватывали один город, чтобы в это же время потерять другой, а на следующий год все повторялось. А шведский канцлер Оксеншерна после смерти Ришелье и Людовика опять решил сменить ориентиры. Прикинул, что Померанию у шведов все равно трудно отнять, а рейды по Германии счел для себя бесперспективными. И перенацелился на создание “Балтийской империи”, для чего планировал сперва разгромить Данию, потом Польшу, а потом ударить на Россию. В 1643 г. он объявил войну датчанам. А Копенгаген обратился к императору, и Дания превратилась в союзницу Габсбургов.
Правители Франции были отнюдь не против заключения мира. Ведь и Анна, несмотря на прозвище Австрийской, была сестрой короля Испании и выросла в Мадриде, и Мазарини прежде был папским легатом. Но оба они, очутившись во главе Франции, целиком связали себя с интересами новой родины, а Анна — и с интересами сына. Мазарини, правда, и личный карман не забывал, и, едва дорвавшись до власти, жаловал себя губернаторствами, аббатствами. Но и в этом отношении больше походил на Ришелье, чем на Кончини, понимая, что все богатства обернутся мыльным пузырем без укрепления государства. Поэтому оба считали, что после понесенных жертв и лишений мир можно заключать только с выгодой для Франции.
Мазарини прекратил финансирование шведов и вместо этого купил хорошо зарекомендовавшего себя кондотьера герцога Энгиенского с войском. Кардинал обратил внимание и на талантливого полководца Тюренна, внука Вильгельма Оранского, переманил его с итальянской службы во Францию, сделав маршалом. И, не доверяя католикам, связанным с происпанскими заговорщиками, направил на северный фронт гугенотов — Конде-младшего, Фабера, Шомберга. Сделано это было вовремя. Испанцы решили воспользоваться сменой власти во Франции и подкопили силы для массированного вторжения, чтобы своим прорывом усугубить внутренний разлад и вывести французов из войны.
Армия Конде с наемниками герцога Энгиенского встретила испанцев у Рокруа, и 22-летний принц, интриган и бабник, неожиданно для всех вдруг блеснул полководческими способностями. Маневр произвел, вроде, нехитрый — начал ложную атаку в центре, а одновременно обошел фланг и выслал отряд в тыл. Но враг был разбит и в панике отступил. Франция торжествовала и праздновала. А Конде двинулся на восток, взял Тьонвиль, Люксембург, Зирк. Соединился с остатками частей Гебриана Саксен-Веймарского и штурмом захватил Ротвейль. Но при этом был ранен и умер Гебриан. Его солдаты стали расходиться. А из-за финансовых трудностей войскам не подвезли жалование, и вслед за бойцами Гебриана начали дезертировать подчиненные Конде и герцога Энгиенского. В полках пошло брожение. И подоспевшее баварское войско графа де Мерси устроило им разгром.
И в 1644 г. в наступление снова перешли имперцы. Мерси взял Фрейбург, Брейсгау, угрожал Эльзасу. Мазарини направил на Рейн Тюренна с 10 тыс. новых рекрутов. Он принял командование и над остатками прежней армии, соединился с герцогом Энгиенским, набравшим еще 10 тыс. бойцов. Они отбили Фрейбург, нанесли поражение баварцам, заставив их отступить. Но преследовать не смогли из-за разоренной местности, где не было ни продуктов, ни фуража. Вместо этого погрузили артиллерию на суда и двинулись по Рейну, захватывая города с богатой добычей — Филиппсбург, Ландау, Майнц, Шпейер, Вормс.
Тем временем дипломатам Урбана VIII все же удалось инициировать переговорный процесс. При посредничестве Рима в Вестфалии были созваны два конгресса: в Оснабрюкке, для переговоров с протестантами, и в Мюнстере — для делегаций католических стран. Но каждый из участников выдвигал претензии, неприемлемые для других, и конгрессы совершенно запутались. А главный миротворец, папа, собственным призывам к прекращению вражды и объединению против турок не особо следовал. И пока у него до турок очередь не дошла, развязал войну против пармского герцога Фарнезе, которая завершилась позорнейшим разгромом папских войск. Такого огорчения Урбан не перенес и вскоре преставился. Мазарини принял активное участие в интригах вокруг избрания нового папы. Однако его кандидат, кардинал-банкир Сакетти, не прошел. На конклаве избрали кардинала из банкирского дома Памфили Иннокентия Х, настроенного яро происпански. Как нетрудно понять, успехам переговоров в Вестфалии это не способствовало.
А в английских неурядицах восходила заезда полковника Кромвеля, действовавшего в Восточной Англии. Он тут арестовывал роялистов и “папистов”, применяя к ним “очень суровые меры”. Как и к нейтральным гражданам, желавшим остаться в стороне от смуты — для него они были “все равно что паписты”. С отрядом в 800 чел. он выиграл несколько стычек, и на фоне общего упадка парламентские газеты “Британский Меркурий”, “Политический Меркурий”, “Гражданский Меркурий” вовсю склоняли его успехи, объявляя их “славными победами”. Что действовало и на самого Кромвеля — он все больше убеждался в собственной “избранности” Богом для спасения страны, а то и всего мира, погрязшего во грехах.
Успехи же объяснялись важным новшеством — Кромвель формировал свой отряд из радикальных сектантов: анабаптистов, квакеров, левеллеров. Ввел в полках общую молитву, институт проповедников-пропагандистов (своеобразных “замполитов”). За подчиненных стоял горой, жалование платил четко, но сурово карал нарушителей дисциплины. И в отличие от других частей в религиозно-сплоченном полку Кромвеля не было ни пьянства, ни баб, ни ссор, ни грабежей. Газета писала о его солдатах, “что в деревнях, куда они приходит, прыгают от радости и присоединяются к ним. Как было бы хорошо, если бы все войска были дисциплинированы таким образом”. Хотя далеко не все “прыгали от радости” — по отношению к церквям и священникам сектанты вели себя жутко, громили и оскверняли святыни, вешали служителей.
Англия была в хаосе. Из-за отсутствия денег на грани мятежа были парламентские войска, а при введении новых налогов, каких не знали при короле, на грани мятежа оказались крестьяне и горожане. Цены росли, промышленность остановилась, среди рабочих начался голод. Многие среди простонародья уже жалели о временах монархии. Парламентская верхушка искала выход из тупика. И союз индепендентов поддержал начинания Кромвеля, их решили внедрить в Восточной армии генерала Манчестера, к которому Кромвеля назначили заместителем. Кроме того, парламент заключил союз с шотландскими ковентаторами, пообещал им ввести в Англии синоды пресвитеров по шотландскому образцу, и те прислали 22 тыс. солдат. В июле 1644 г. объединенное войско встретилось с роялистами при Марстон-Муре. Британские труды пышно именуют это столкновение “битвой”, хотя численность армий не превыщала 8 тыс. И отряды, реорганизованные Манчестером и Кромвелем показали высокие качества. Идейные сектанты сражались “за веру”. Кромвель атаковал на левом фланге, одолел врага, и его подчиненные не кинулись грабить обозы, как это было принято, а перегруппировались и ударили во фланг роялистам, выручив кавалерию Ферфакса, терпевшего поражение.