Металлургическая промышленность развивалась в Швеции — голландцы фактически перенесли туда свое литейное производство, не только поближе к сырью, но и уходя от налогов в собственной стране. Европейские шахты были еще небольшими и примитивными. И если в Германии труд шахтера считался все же почетным, давал твердый заработок, то, к примеру, в Польше на соляных копях 65 % работников были крепостными, остальные — разорившаяся чернь. Липпомано описывал постоянные несчастные случаи, грошовую оплату и делал вывод: “В древности одних разве преступников можно было принудить к подобным подземным работам”. В Германии, Италии, Испании, Франции львиная доля промышленного производства оставалась в средневековых ремесленных цехах и у мелких кустарей. (Во Франции не было даже литейных мастерских, а оружие, как огнестрельное, так и холодное, покупали за границей).
Пресловутый европейский культ права существовал только на бумаге. Закон кормил массу паразитов, но реально действовал разве что в Испании. В протестантских странах он по сути защищал лишь права богачей, в католических — аристократов. Так, французские дворяне не признавали решений судов, и судебные приставы не смели являться в их дома, зная, что будут там избиты. Знать содержала специальных “палочников”, готовых проучить судейских или кредиторов, потревоживших господина. И Людовик XIII находил это нормальным. Как-то сам велел избить пристава, явившегося в Фонтенбло с исполнительным листом на одного из придворных. Хотя позже выяснилось, что пристав действовал по указу… самого короля. А Ришелье частенько лупил палкой не только слуг, но даже канцлера Сегье и министра финансов Бюллиона. Правда, потом извинялся и говорил, что человек в его высоком положении будет несчастен, если ни на ком не сможет сорвать дурного расположения духа.
Но те, кого закон не защищал, в свою очередь презирали его. Города со скопищами люмпенов, погружаясь в ночную тьму, превращались в царство бандитов и воров. На крики “убивают” жители предпочитали не высовываться, и в Париже каждое утро подбирали по 15–20 трупов. Зато если преступников-простолюдинов ловили (и они не откупились взяткой), пощады не было. Пресловутые Бастилия или Тауэр, хотя оттуда иногда попадали на эшафот, на самом деле являлись привилегированными тюрьмами для избранных. А вот карцеры парижской городской стражи были кошмаром. В одном арестованный не мог ни стоять прямо, ни сидеть, его заполняли водой по щиколотку, и там за 2 недели сходили с ума. В другой, вырытый в земле, спускали на веревке. Третий заполняли нечистотами.
Публичные казни во всех европейских странах были частым и популярным зрелищем. Люди оставляли свои дела, приходили семьями, с женами и детьми. В толпе сновали разносчики, предлагая лакомства и напитки. Знатные господа и дамы арендовали окна и балконы ближайших домов, а в Англии для зрителей специально строили трибуны (с платными местами). И чем более изощренная смерть ожидала жертву, тем лучше. Скажем, по британским законам за измену человека вешали, но не до смерти, вытаскивали из петли, вскрывали живот, отрезали половые органы, отрубали руки и ноги, и под конец — голову. В 1660 г. С.Пинс писал: “Я ходил на Чаринг-кросс смотреть, как там вешают, выпускают внутренности и четвертуют генерал-майора Харрисона. При этом он выглядел так бодро, как только возможно в подобном положении. Наконец с ним покончили и показали его голову и сердце народу — раздались громкие ликующие крики”. За другие преступления постепенно, по одной, ставили на грудь приговоренному гири, пока он не испустит дух. (Англичане, кстати, вообще любили кровавные зрелища — травлю медведей или быков мастиффами, петушиные бои — они вызывали массовый азарт и заменяли в то время футбол или бокс).
Во Франции часто применяли колесование — человека привязывали к колесу, дробили ему ломиком кости ног, рук, а потом обезглавливали. Фальшивомонетчиков варили заживо в котле. В других странах им лили расплавленный металл в горло. Насильников кастрировали и давали истечь кровью. В Польше, кроме сажания на кол и поджаривания в медном быке, практиковалось повешение на крюке под ребро, отсечение рук и ног с последующим сожжением еще живого туловища. В Италии проламывали череп колотушкой. Обезглавливание и виселица были совсем уж обычным делом. Путешественник по Италии писал: “Мы видели вдоль дороги столько трупов повешенных, что путешествие становится неприятным”.
Спектр проступков, за которые полагалась смерть, был очень широким. Во Франции могли казнить за пользование контрабандной солью. Почти везде существовали и суровые законы о прелюбодеянии. Правда, в католических странах о них давно забыли и не применяли, но Лютер и Кальвин их реанимировали, и в протестантских государствах внебрачная связь влекла мучительные казни для обоих участников — сожжение, забивание камнями и т. п. Пытки практиковались всюду. Иногда — публичные, в дополнение к смертной казни или в качестве таковой. А те, кто смерти не заслужил, подвергались лишению ушей, носов, клеймлению раскаленным железом, ссылке на галеры. И телесным наказаниям: легкое — розгами, более серьезное — бичом (в Германии, Дании, Швейцарии) или плеткой-семихвосткой с грузиками или крючками на концах (в Англии, Голландии, Испании). А порой присуждали к такому количеству ударов, что порка становилась разновидностью смертной казни. Хорошие палачи очень ценились. Исаак Масса описывает, как при Годунове в Россию приехал жениться голштинский герцог Иоганн и “привез с собой пасторов, докторов, хирурга, палача и других лиц, состоявших на службе при его дворе”.
За долги, как частные, так и государству, преследовали круто. Имущество недоимщиков отписывали, выгоняя их на все четыре стороны. Во Франции, Польше, Германии практиковалось и физическое выколачивание недоимок из крестьян. Повсюду существовали долговые тюрьмы, куда заимодавец мог отправить должника, и тот сидел, пока кто-то не внесет нужную сумму — часто получалось, что пожизненно. В Германии и Прибалтике действовали законы, запрещавшие даже хоронить хоронить человека, не расплатившегося с долгами. Тела клали в специальное место и предоставляли разлагаться, пока родственники не удовлетворят кредиторов.
Коснемся и культурных достижений Европы. Хороший профессиональный театр существовал только в Испании и Англии. Итальянские труппы комедии-дель-арте (комедии “масок”), были еще чисто балаганными, кочуя по ярмаркам. При дворах итальянских вельмож уже возник балет, но нынешнему он не соответствовал. “Актриса” и “куртизанка” было синонимами, основной их заработок шел после представлений. А на представлениях главным было не искусство, а эротизм. Разные па придумывались только для того, чтобы танцовщицы искусно приоткрывали свои прелести, возбуждая зрителей.
Во Франции итальянский балет внедрили Екатерина и Мария Медичи. И тут он преобразился. Вместо актрис участницами стали дамы высшего света. Конечно, с такими балеринами говорить об искусстве было бы смешно, но балет считался “пристойной” возможностью показать себя полуобнаженными, посверкать в газовой драпировке открытыми ногами и грудями. Поэтому сюжеты выбирались соответствующие, чтобы на сцене были нимфы, сатиры, античные божества. Так, в балете “Цирцея” участвовали королева Франции и 6 принцесс крови, и обошелся он казне в 1,2 млн ливров (с единственным показом!) Что касается живописи, то она, по социальному заказу, четко делилась на два направления. Парадные портреты и те же нагие тела. И во Франции это тоже стало возможностью “себя показать” — в натуральном виде позировали сама Мария Медичи, придворные дамы, фаворитки. И лишь в аскетичной Голландии, стали развиваться другие жанры живописи — “непристойности” вывешивать не полагалось, а отставать от соседей богачам не хотелось.