Ну а теперь вспомним: Поссевино был первым автором, запустившим версию, будто Иван Грозный убил своего сына. Тут уж поневоле напрашивается сравнение — кто первым начинает кричать «держи вора»? Заодно иезуит подобным способом отомстил государю, так ловко обставившему папу и иезуитов. Но вспомним и о другом — как в августе 1582 г. Поссевино уверенно заявил перед правительством Венеции, что царю осталось жить недолго. Предугадать смерть Ивана Васильевича он мог лишь в одном случае — зная о планах заговорщиков. Вполне вероятно, что он же и утвердил эти планы, находясь в Москве.
Какой сценарий действий предполагался после убийства царя? Мы можем судить о нем по событиям 1585 г. Баторий начнет приготовления к новой войне с Россией, деньги на нее выделит папа — 25 тыс. золотых скуди в месяц. Но одновременно Польша вдруг предложит русским избежать войны и заключить «вечный мир» на условиях… объединения двух держав. Если первым умрет Баторий, пусть общим королем будет Федор, а если первым уйдет из жизни Федор — пусть царствует Баторий. Неплохо, правда? Если даже допустить, что Федору после подписания такого договора позволили бы пережить короля, Россия в любом случае погибала. В нее хлынули бы католики, еретики, евреи, банкиры, «свободы»… А соавтором плана являлся все тот же Поссевино, именно он будет в 1585 г. осуществлять связи между Римом и Польшей [49].
Но зарубежные режиссеры допустили серьезный просчет. Несмотря на то, что заговорщики составляли узкую группу, они не были единомышленниками. Бельскому Годунов требовался позарез — чтобы через его сестру контролировать будущего царя. А вот Годунову Бельский был абсолютно не нужен. Борис не был «идейным» изменником, он был просто беспринципным карьеристом с безграничными амбициями. Его влекла только власть. Союзником Бельского он выступал лишь до определенного момента.
Кстати, очень может быть, что смерть царя отсрочил… упомянутый захват датскими пиратами корабля Эйлофа. В плен попали его сын и зять, в июле 1582 г. Иван Грозный направил по этому поводу гневную ноту датскому королю. Указывал на высокий ранг пострадавшего купца: «А отец его, Иван Илф, дохтор при дверех нашего царского величества, предстоит перед нашим лицем…» Лишь после переговоров пленные были возвращены в Россию (или выкуплены). В данный период, разумеется, царь был нужен, чтобы спасти родственников.
Однако заговорщиков подталкивал еще один фактор. Младшенькому царевичу Дмитрию исполнился год. Он рос здоровым, крепеньким мальчиком, нормально развивался. А мощный клан Нагих взял его под коллективную охрану, держал под неусыпным наблюдением, оберегая от любых возможных напастей. Царь любил жену и ребенка… А ну как изменит завещание? Или с Федором произойдет какая-то случайность?
Ивану Васильевичу дано было предвидеть свою кончину. В январе 1584 г. над Москвой появилась крестообразная комета, и царь, глядя на нее, сказал: «Подходит к закату мое житие». Это отмечено во многих летописях, у иностранцев. Но в следующие два месяца государь чувствовал себя нормально. В феврале он вел переговоры с английским посольством Боуса, в начале марта беседовал на духовные темы с диаконом Исайей, ученым книжником из Каменец-Подольска. Исайя, записал, что встреча происходила «перед царским синклитом», и Иван Грозный с ним «из уст в уста говорил крепце и сильне», то есть был здоров. Лишь 10 марта навстречу польскому послу Сапеге был послан гонец с предписанием задержать его в Можайске, поскольку «государь учинился болен».
Существует два развернутых описания смерти царя — и оба недостоверные. Одно составил пастор Одерборн, никогда не бывавший в России, но выплеснувший на нее столько злости и вранья, что даже тенденциозные авторы к его опусам предпочитают не обращаться. Что ж, по-видимому, благочестивый пастор несколько путал Христа и «отца лжи», проповедь любви и ненависти. Другое описание — англичанина Горсея. Он писал мемуары в расчете на сенсацию, вовсю фантазировал, изображал себя чуть ли не другом и советником Грозного, блестяще выполнявшим его тайные поручения. На самом деле Горсей приблизился к московским высшим кругам позже, при Годунове. А в данное время он был всего лишь приказчиком-практикантом, писал по слухам, и реальные факты перемешал с выдумками и нелепостями.
Например, историю о том, будто Бельский по приказу государя собрал волхвов из Лапландии, чтобы они предсказали день смерти, Горсей слово в слово передрал из «Жизни двенадцати цезарей» Светония. Благо Светоний давно умер, не мог предъявить обвинение в плагиате. В нашем распоряжении есть документы, которые с лапландскими шаманами совсем не стыкуются. Последнее личное письмо царь послал вовсе не к шаманам, а в свой любимый Кирилло-Белозерский монастырь, просил «молиться соборне и по кельям», чтобы Господь «ваших ради святых молитв моему окаянству отпущение грехов даровал и от настоящия смертныя болезни освободил».
Что это была за болезнь — сейчас установлено. Содержание мышьяка в останках в 2 раза выше максимально допустимого уровня, ртути в 32 раза [69, 83, 84]. Государя травили по такой же методике, как раньше убивали Анастасию, сына Ивана. Ртуть накапливается в организме, действует медленно, мышьяк — быстро. Подобная схема позволяла вызвать картину тяжелой болезни, а потом добить другим ядом. И подозрений нет: умер от болезни. Согласуются с диагнозом и известия, что у государя распухло тело и дурно пахло «из-за разложения крови» — это признаки отравления ртутью, она вызывает дисфункцию почек, и прекращаются выделения из организма. А «лечили» царя те же Бельский и Эйлоф. У Ивана Васильевича был еще один врач, Якоби. Но его каким-то образом совершенно оттерли от больного. А может быть, и сам государь утратил к нему доверие, разобравшись, что он — английский шпион.
Несмотря на маскировку, правда просочилась наружу. Дьяк Тимофеев и целый ряд других летописцев сообщают, что «Борис Годунов и Богдан Бельский… преждевременно прекратили жизнь царя», что «царю дали отраву ближние люди», что его «смерти предаша» [69, 133, 138]. О том, что его убили Годунов и Бельский, рассказал и Горсей, хотя он, по собственным догадкам, писал, будто Ивана Васильевича «удушили» (удушить царя было трудно, он никогда не бывал один, при нем постоянно находились слуги — спальники, постельничие). Голландец Исаак Масса, живший в Москве несколько позже, но имевший какие-то очень хорошие источники информации при дворе, записал о гибели Грозного: «Один из вельмож, Богдан Бельский, бывший у него в милости, подал ему прописанное доктором Иоганном Эйлофом питье, бросив в него яд». А француз де Лавиль, находившийся в России в начале XVII в., допустил ошибку только в фамилии, он прямо указал на участие в заговоре «придворного медика Жана Нилоса».
15–16 марта состояние государя ухудшилось, он впадал в беспамятство. Царевич Федор приказал служить по всей стране молебны о здравии отца, раздать большую милостыню, освободить заключенных, выкупить должников, чтобы тоже молили о здравии. И 17 марта после горячих ванн Ивану Грозному полегчало (ванны способствуют частичному освобождению организма от вредных веществ через поры кожи). В Можайск было послано разрешение Сапеге продолжить путь в Москву.
В последний день жизни, 18 марта, царь снова принял ванну. Но Иван Васильевич, конечно же, не устраивал для приказчика Горсея персональную экскурсию в свою сокровищницу. И в шахматы, вопреки рассказам Горсея, не играл. Они считались азартной игрой и были запрещены Стоглавым Собором. (Кстати, все вещи во дворце вплоть до банных простынок подлежали скрупулезному учету. Но такого предмета как шахматы ни в одной описи не обнаружено). Чем занимался царь в этот день, нам известно четко и однозначно. Он собрал бояр, дьяков, и в их присутствии составлял завещание. Объявил наследником Федора. Помогать ему должен был совет из пяти человек: Ивана Шуйского, Ивана Мстиславского, Никиты Романова, Годунова и Бельского. Царице и царевичу Дмитрию выделялся в удел Углич, опекуном ребенка назначался Бельский. Также государь приказывал снизить налоги, освободить узников и пленников, простить опальных, а сыну предписывал править «благочестиво, с любовью и милостью».