И первым делом новые правители ввязались в конфликт с Шотландией. Это государство в Европе стояло вообще особняком. Оно представляло собой самый яркий образец феодальных «свобод». Такой яркий, что дальше уж было некуда. Бароны, предводители кланов, совершенно не считались с властью короля. Даже «первым среди равных» его признавали чисто условно и весьма неохотно. А с какой стати первый? Поэтому в Шотландии сложилась весьма своеобразная «традиция» — все монархи здесь погибали молодыми. Одних убивали в междоусобицах. Другие, чтобы избежать подобной участи, могли сплотить вассалов только одним способом, вести их на войну. И погибали в сражениях. После смерти очередного короля престол наследовал его ребенок, и для баронов это оказывалось нормальным, они принимались увлеченно драться между собой. Пока монарх не подрастет.
Когда в Англии шли смуты, шотландцы грабили ее. Когда она преодолела разброд, стала громить шотландцев. Но они нашли себе сильную союзницу — сблизились с Францией. Английские короли пытались оторвать их от этого альянса и «привязать» к себе путем браков. Генрих VII выдал дочь за шотландского короля Якова IV, но родственной дружбы хватило ненадолго, зять полез на Англию и пал в сражении. Корону унаследовал годовалый Яков V. Повзрослев, он возобновил союз с Францией, женился на Марии де Гиз, тоже полез воевать и отправился на тот свет. Королевой стала его дочь Мария Стюарт, находившаяся в пеленках. Генрих VIII вынудил шотландцев к миру, скрепив его помолвкой своего сына и Марии.
Теперь Сеймуры обеспокоились, что шотландцы могут надуть их, и потребовали прислать пятилетнюю невесту в Лондон. Но шотландцы как раз и собирались надуть. Они хорошо понимали, что Англия с помощью брака может подмять их, и отдать Марию отказались. Благо повод нашелся, она была католичкой, а Эдуард — еретиком. Сеймур от имени племянника воспылал гневом и начал войну. Шотландцев разгромили, повторили требования. Но вмешалась… Диана де Пуатье. Ведь Мария Стюарт приходилась племянницей ее любимцам, Гизам. И всесильная фаворитка решила выдать ее за сына Генриха II, Франциска. Шотландцы с радостью согласились. Марию увезли во Францию, откуда англичане получить ее уже никак не могли. Война оказалась напрасной.
Но в Англии нарастали и внутрение проблемы. Экономика страны была слабой, хозяйство отсталым. Британские купцы и ростовщики ворочали крупными делами, сколачивали состояния, но и налоги были высокими, а при Генрихе VIII спорить с властью было нельзя. Чтобы увести деньги от налогов, их вкладывали за границей, в Нидерландах. Там развивалась промышленность, строились мануфактуры по производству сукна. А Англия по сути превращалась в их сырьевой придаток. Землевладельцы начали перестраиваться на производство «валютного товара» — шерсти. Но чтобы получить больше шерсти, требовалось увеличивать пастбища. И пошло «огораживание». В деревнях издревле существовали общинные земли, которые использовались под выгоны для скота, сенокосы. Теперь джентри захватывали их для своих овец. Увеличивали арендную плату крестьянам, а не можешь платить — иди вон.
Огораживание было запрещено королевскими указами, раньше его вели исподволь, выискивая юридические предлоги. Но при Эдуарде VI дорвались до власти «новые люди» — предприимчивые, алчные, рыцари не шпаги, а наживы. К ним принадлежали Сеймуры, эта категория знати группировалась вокруг них. И все формальности были отброшены, пошло повальное огораживание. Крестьян сгоняли с земли, выживали разными способами, а жаловаться было некому. Мировые судьи, депутаты парламента были из тех же джентри и спешили обогатиться. А Сеймуры первыми показывали пример. По дорогам побрели толпы бродяг, изгнанных из своих деревень. Скапливались в городах, искали заработков, побирались, воровали. В Лондоне при населении 200 тыс. жителей набралось до 50 тыс. бродяг.
Но временщики углубили и религиозный раздрай. Как уже отмечалось, Генрих VIII сохранил в англиканской церкви многое от католической. Однако Сеймур был ярым протестантом и, опираясь на архиепископа Кранмера, начал более глубокие преобразования, сближавшие церковь с лютеранской. Закрепили их в 1549 г., предложив королю поставить подпись под «Актом о единообразии богослужения». А для священников, которые нарушат «единообразие», устанавливались суровые наказания вплоть до смертной казни. Все это вызвало восстания. В Корнуоле и Девоне вспыхнул «Западный бунт». Против «Акта о единообразии» выступили дворяне, горожане, часть крестьян. Осадили г. Эксетер и выдвинули требования, чтобы до совершеннолетия короля никаких церковных реформ не производилось. А в Норфолке крестьяне во главе с Робертом Кеттом восстали против огораживаний, 16 тыс. мятежников захватили г. Норидж.
Сеймур растерялся, запаниковал, готов был идти на уступки. Но западные бунтовщики вели себя пассивно, за пределы своих графств не выходили. А повстанцы Кетта и вовсе были настроены миролюбиво. Надеялись, что власть оценит их лояльность, возьмет под защиту, а земельные магнаты устыдятся. Как же, устыдились… Знать получила время сорганизоваться, собрала войска. Отряды лорда Рассела двинулись в Корнуол и Девон, перебили 4 тыс. человек, предводителей бунта казнили в Лондоне, рядовых участников вешали по дорогам. А Джон Дадли с войском скрытно приблизился к Нориджу, внезапно напал на толпы мятежников Кетта, разогнал их и начал дикие расправы, истребляя всех, кого смогли поймать.
Но во время кризиса Сеймур утратил авторитет среди знати и фактически упустил из рук власть. Восстания подавляли другие. А Дадли давно враждовал с Сеймуром. Сейчас в его распоряжении была армия, английские джентри и купцы славили его как избавителя, за «победу» над Кеттом он получил титул герцога Нортумберлендского. И свой шанс он не упустил, произвел переворот. Сеймур, по доброй британской традиции, был осужден за государственную измену и кончил жизнь на эшафоте, а Дадли занял место регента при Эдуарде VI.
Впрочем, Дадли был из той же когорты «новых людей». Он, как и Сеймур, был протестантом, легко нашел общий язык с архиепископом Кранмером и в 1552 г. от имени короля выпустил второй, еще более радикальный «Акт о единообразии богослужения». И огораживание продолжилось. Но Дадли более основательно, чем его предшественник, защищал интересы хапуг и «навел порядок» в стране. Бездомных и бесприютных людей после восстаний признали социально-опасными, и были приняты законы против бродяжничества. Отныне собирать милостыню дозволялось только старым и увечным, а здоровые бродяги, независимо от пола, подлежали порке и направлялись на принудительные работы. Если попадались во второй раз, опять пороли, в третий — вешали [17]. Словом, Англию принялись расчищать от тех англичан, кого власть имущие сочли «лишними» в родной стране. Всего в ходе подавления бунтов и борьбы с бродяжничеством перевешали 70 тыс. человек…
В Германии тоже творились жестокости, и все же императору Карлу V до Дадли оказалось далеко. Он так и не смог добиться в своих владениях порядка и «единообразия богослужения». Казалось бы, Шмалькальденская лига разгромлена, в Чехии оппозиция подавлена… Но тут же обеспокоились немецкие князья, города — в том числе и те, которые раньше поддерживали императора. А ну как Карл V усилит свою власть, окоротит их собственные «свободы»? И Мориц Саксонский, помогший Карлу одолеть лютеран, перекинулся со своим воинством на их сторону. В очередной битве он разгромил армию императора, и в 1552 г. в Пассау стороны заключили перемирие. Была принята формула «cujus regio, ejus religio» — «чья власть, того и вера». Какую религию исповедует князь, той пусть придерживаются и его подданные. Как нетрудно понять, от самого понятия «вера» в данном контексте уже мало что осталось.