Из физиков с этой группой тесно связаны академики А.Ф. Иоффе, Мандельштам и их сотрудники, математик академик Соболев; члены-корреспонденты Тамм, Френкель, Ландсберг.
В основном это сотрудники Карповского института, Института химической физики, Днепропетровского физико-химического института, Физико-технического института (Харьков).
С этой группой весьма сильно считаются и не решаются действовать самостоятельно в серьезных вопросах академики П.Л. Капица, С.И. Вавилов…(часть текста отсутствует. –Ю.М.)
…Многие из научных работников относятся к группе академика Фрумкина либо индифферентно, либо считают ее просто группой авантюристически настроенных людей, не отдавая себе полного отчета о вредной роли ее в советской науке.
* * *
Отличительными чертами группы академика Фрумкина являются:
1. Круговая порука и взаимная поддержка, маскируемые весьма поверхностным налетом неглубоких полемик между отдельными ее членами (Фрумкина с Ребиндером, Рогинского с Темкиным и Жуховицким).
Особенно показателен здесь Ребиндер, который лет 10 назад откровенно предлагал ряду ученых заключать союзы по взаимной рекламе выпускаемых работ; такой союз был у него, например, с Д.Л. Талмудом, и заключить такой союз он пытался со мной.
2. Весьма (мягко выражаясь) осторожный стиль работ, заключающийся, главным образом, в повторении работ зарубежных ученых и их развитии, что избавляет от риска сделать ошибку. Все члены группы весьма ревниво берегут свою научную репутацию и обращают внимание на то, чтобы не сделать в своих статьях какого-либо опрометчивого и необычного по форме вывода. Поэтому они действуют не в сторону развития науки (это требует риска – можно ошибиться), а в сторону копирования апробированных на Западе образцов.
Я встретился с этой группой в 1927 году и систематически мог наблюдать ее деятельность по пропаганде новых направлений в области физической химии, развиваемых в Германии, Англии и США. До 1932–1934 годов я весьма высоко ценил эту деятельность, возглавляемую Бахом, Фрумкиным и Семеновым.
* * *
Однако, начиная с 1930 года, занимаясь решением практически важных проблем, я вынужден был убедиться, что в руках этих ученых «новая наука» не помогает, а тормозит развитие промышленно-исследовательских работ в Союзе. Все внимание ими обращалось на мелкие формально-теоретические вопросы. Применение науки в промышленности и народном хозяйстве страны, как и необходимость координации развития проблем далекого будущего с сегодняшними запросами, не интересовала этих людей, и в первую очередь я обратил внимание на то, что:
а) «теории», развиваемые этой группой, не помогают мне решать практические вопросы, а отвлекают от них;
б) я и мои коллеги-практики, выдвигавшие перед немногими молодыми сотрудниками практически важные задачи, постепенно лишались сотрудников наиболее энергичных и сообразительных, так как для получения ученой степени от них требовалось решение практических вопросов, что заставляло их тратить много энергии и времени, тогда как в лабораториях «группы» они, подражая стандарту немецких или американских ученых, без особого напряжения, но, конечно, и без особого научного результата, могли решать «теоретические» вопросы и быстро делать научную карьеру.
* * *
За границей у них появляется много друзей, купленных за выгодные приглашения в СССР – для чтения лекций, участия в конференциях, ведения работ в их институтах.
Профессора Эренфест (еврей из Голландии), Норриш (Англия), Фольмер (еврей из Германии), Поланьи и братья Фаркалик (венгерские евреи из Германии), Кольтгоф (немецкий еврей, ныне в США), Гейтлер (немецкий еврей), Боденштайн (немец), Лондон (немецкий еврей), Марк (немецкий еврей) и ряд других широко их рекламируют на страницах советской и зарубежной научной литературы.
Проанализировав в 1932–1934 годах отношение к членам этой группы со стороны иностранных профессоров, с которыми я встречался в Берлине и позже на конференциях в Москве и Ленинграде, я пришел к выводу, что поддержка, оказываемая иностранцами разным нашим людям, имеет разную подоплеку.
Если лица еврейского происхождения, проживавшие в Германии, поддерживали Фрумкина, по-видимому, в расчете на то, что он их приютит в СССР, когда в Германии им станет невмоготу (а они этого ждали уже в 1930 г., если не раньше), то такие профессора как Боденштайн (рекламировавший Семенова) и Ноддакк (не ругавшийся при разговорах о Фрумкине, хотя фамилийнемецкихевреев при нем нельзя было произносить), считали их деятельность выгодной для Германии (оба большие патриоты, Ноддакк даже, как будто, активный нацист), так как им было совершенно ясно, что подражательная и оторванная от запросов жизни наука, развиваемая Фрумкиным и др., ослабляет Советский Союз. Сам Ноддакк совсем не занимался «теорией» в смысле Фрумкина, а разрабатывал методы аналитического установления географического местонахождения руд, а также – методами получения из них изделий для нужд Германии и т. п. нужными Германии проблемами. Боденштайн же держал две лаборатории. В первой, главным образом, для иностранцев развивалась «высокая теория», и куда могли входить все; а во второй работали только близкие ему люди, туда он никого из иностранцев не пускал.
* * *
Все это производило впечатление того, что либо по собственной инициативе, либо по заданию германского правительства они пытались повернуть развитие науки в СССР и в других странах в бесплодном направлении. Поэтому-то Ноддакк подавлял свои антисемитские чувства в отношении Фрумкина, а Боденштайн с иронической улыбочкой похваливал работы Семенова и ввел его в редакционную коллегию теоретической части издаваемого им Журнала физической химии.
Забавно, что такое учреждение как «И.Г. Фарбениндустри», не пустившая меня в свои лаборатории, а проф. К.П. Лавровского (проникшего туда под видом студента немецкого университета) удалив после первого же вопроса по существу, вскрывшего его инкогнито, свободно допустило в свои стены С.З. Рогинского и ряд других наших «теоретиков». Очевидно, либо они были там свои люди, либо, что вероятнее, немцы просто не боялись, что они могут что-либо понять.
* * *
Итак, уже в 1930 году фрумкинская группа физико-химиков при поддержке иностранных ученых активно культивировала в СССР бесплодную для страны, но выгодную для них самих подражательную тенденцию в науке, которая, не требуя больших затрат энергии и таланта, позволяла им:
а) быстро приобретать авторитет в науке;
б) соблазнять легкостью успеха продвижения молодых людей, отрывая их от более сложного и трудного процесса работы над актуальными проблемами нашего народного хозяйства;
в) организовать многочисленные кадры «теоретиков» их толка.
В результате, не дав стране ничего для развития ее мощи, а наоборот, ослабив ее, эта публика захватила в свои руки науку, определяет, или во всяком случае пытается определять, официальное суждение о качестве научных работ и отметила свою деятельность колоссальным количеством присужденных ее членам премий им. т. Сталина (так как им удалось захватить ведущее положение и в Комитете распределения этих премий).