Как видите, Жуков не требовал совершенствовать шифры или механизировать систему шифрования, как это сделали немцы, он предлагал передавать сообщения открытым текстом или примитивными кодами (солдат — «карандаш», снаряд — «огурец», и так всю войну), которые легко могут расшифровываться противником. И все это для того, чтобы подобные ему генералы в шифровках не запутывались и на учениях выглядели полководцами.
В 1940 году Жуков командовал Киевским особым военным округом, войска этого округа с началом войны вели бои с немецкой группой армий «Юг». И в часто цитируемом дневнике Ф. Гальдера за 18 июля имеется запись: «Перехвачена радиограмма штаба 26-й русской армии, в которой говорится, что назавтра намечено наступление четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий из района южнее Киева». Вот вам результаты заботы советских генералов об удобстве управления войсками.
Еще меньше было толку без связи от самолетов в войсках западных округов. Когда наши летчики знали, куда лететь и с кем драться, то дрались они неплохо даже на слабой технике. Вот пример боев 22 июня из немецкого источника.
«Наибольших успехов достиг 12-й НЛП, командир — Я. Коробков, базировавшийся на аэродроме в Боушеве, около Станислава. Во время утреннего налета Ju-88 из KG 51 полк потерял 36 И-153 из 66 имеющихся в наличии. Однако уцелевшие машины поднялись в воздух и достойно ответили немецким бомбардировщикам. В длительном бою советские пилоты, потеряв три И-153, объявили о том, что удалось сбить восемь Ju-88. В действительности летчикам удалось сбить семь Ju-88, из них пять из 9-й эскадрильи, III. /KG51. Это был полный разгром. На этом злоключения III. /KG 51 не завершились. В тот же самый день этот дивизион в подобной ситуации столкнулся с истребителями МиГ-3 из 149-го ИЛП. Потеряв на аэродроме 21 машину, летчики подняли оставшиеся миги в воздух и сбили восемь (по данным Люфтваффе, шесть) Ju-88 из III. /KG 51. Следует отметить, что результаты, объявленные советскими пилотами, практически полностью соответствуют немецким данным о потерях».
По этим же немецким данным о потерях советская авиация 22 июня в воздухе и на аэродромах потеряла 1000 самолетов, а за первые две недели войны — 3500. Ну и что? В западных округах было 33 авиадивизии с более чем 10 тыс. самолетов. Давайте посчитаем. Немцы напали на нас с 4 тыс. боевых самолетов, а у нас и через две недели осталось еще 6,5 тыс. — полное превосходство в количестве! Почему же наши войска все время были без авиационного прикрытия и поддержки? А потому что для прикрытия и поддержки сухопутных войск летчики должны были знать, кто именно в их помощи нуждается. А как это узнать без связи?
Еще в 1939 г. на 4 тыс. самолетов всех немецких ВВС приходилось 16 полков и 59 батальонов связи, то есть примерно 15 связистов на один самолет.
Командир 3-й танковой группы немцев Г. Гот так описывает второй день войны с СССР:
«Два обстоятельства особенно затрудняли продвижение 57-го танкового корпуса: 2000 машин 8-го авиационного корпуса (в том числе тяжелые грузовики с телеграфными столбами) шли за походной колонной 19-й танковой дивизии, которая, совершив ночной марш и пройдя через Сувалки и Сейны, рано утром пересекла государственную границу и остановилась вдоль дороги на привал. Этим воспользовались подразделения авиационных частей, их автомашины обогнали колонну 19-й дивизии и стали переправляться помосту на противоположный берег Немана. Вскоре эти машины попали на плохой участок дороги, застряли и тем самым остановили продвижение боевых частей».
Заметьте — Геринг заставлял связистов Люфтваффе наступать чуть ли не впереди танков. А как же иначе? Если не связать аэродромы со станциями наведения самолетов в пехотных и танковых частях, то как же летчики узнают, где бомбить и кого защищать от бомбежек советской авиации?
Вот как, к примеру, немецкий летчик описывает обычный боевой вылет:
«Мы летели над Черным морем на высоте примерно 1000 метров, когда наземный пост наблюдения передал сообщения: «Индейцы в гавани Сева, ханни 3—4» (Русские истребители в районе Севастопольской гавани, высота 3000— 4000метров).
Мой ведущий продолжал набирать высоту, а я прикрывал его сзади и внимательно высматривал русские самолеты. Вскоре мы набрали высоту 4000 метров и с запада вышли к Севастополю. Вдруг мы заметили истребители противника, они были чуть ниже нас. В моем шлемофоне раздался голос ведущего: «Ату их!».
Мы снизились и атаковали противника. Это были «яки», мы кружили вокруг них минут десять, но не смогли сбить ни одного истребителя. Вскоре противник отступил. Наземный пост наблюдения передал новый приказ: «Направляйтесь к Балаклаве, там большая группа Ил-2 и истребителей».
Bf 109 сбавил скорость, и его пилот показал мне, чтобы дальше пару вел я. Теперь я шел впереди, а «Мессершмитт» прикрывал мой хвост. Вскоре мы добрались до Балаклавы и увидели в воздухе разрывы снарядов нашей зенитной артиллерии. Начался новый бой с «яками», на этот раз мне удалось сбить одного. Объятый пламенем истребитель противника врезался в землю».
Заметьте, поскольку немцев все время с земли наводили, то они всегда начинали бой с выгодной для себя позиции и внезапно для наших самолетов.
Ф. Гальдер в своем дневнике дал такую оценку связи Военно-воздушных сил РККА: «Наземная организация, войска связи ВВС: войск связи ВВС в нашем смысле нет... Наземная организация русских ВВС не отделена от боевых частей, поэтому громоздка, работает с трудом и, будучи однажды нарушена, не может быть быстро восстановлена».
У нас даже в 1942 году командующий ВВС в приказе отмечал, что 75% вылетов советской авиации делается без использования радиостанций. Они, кстати, в это время были только на командирских самолетах, а у остальных — приемники. А командные пункты авиации появились только к концу войны, да и то, судя по всему, это было далеко не то, что было у немцев.
Вот смотрите. Лучший ас СССР И. Кожедуб на фронт попал в марте 1943 года, а лучший ас Германии Э. Хартман — на 3 месяца раньше. В расчете на 100 календарных дней войны Хартман совершал 161 боевой вылет, а Кожедуб — 42, боев Хартман проводил в среднем 95 в расчете на 100 дней, а Кожедуб — 15. В чем же дело? Немцы, что ли, не летали, и Кожедубу некого было сбивать? Летали!
Просто Хартмана войска по радио непрерывно наводили, и если он не находил врага в одном месте или враг был силен, то ему указывали другое. А Кожедуб летал на «авось», жег бессмысленно бензин, вырабатывая моторесурс самолетов, которые собирали в тылу голодные и холодные женщины и дети. И в основе всего — недоразвитая радиосвязь Красной Армии.
Как-то уже давно я прочел, по-моему в «Независимой газете», статью фронтового летчика той войны. Сообщаемые им случаи в целом были известны, в связи с чем я и не сохранил самой статьи. Но вывод казался настолько экстравагантным, что я, каюсь, не принял его всерьез. Дело в том, что и хорошо знающие этот вопрос историки связывают завоевание превосходства в воздухе советскими ВВС исключительно с поставками на фронт «современных» самолетов — от Як-3 до «Аэрокобр», причем время завоевания господства относят ко времени Курской битвы, то есть к лету 1943 года. А этот летчик утверждал, что бить немцев в воздухе мы начали тогда, когда были сняты с должностей довоенные кадровые командиры авиационных полков и заменены летчиками, не боявшимися водить самолеты в бой. Этот летчик утверждал, что довоенное командование ВВС в воздух не поднималось, боев не видело, сидело на земле и из блиндажей посылало самолеты на задания. В целом такое заключение могло быть следствием обиженности или озлобленности данного Героя Советского Союза на своего конкретного командира полка.