Вот строчка из журнала боевых действий советской 14-й танковой дивизии за 14 июля 1941 года: «Группа танков под командованием полковника Васильева в районе заправки у Госп. Дв. Черница была окружена танками противника и по приказу генерал-майора Городнянского (который объявил, что он уполномочен командующим армией) прорвалась в направлении Любавичи на соединение с 18-й тд. Из окружения вышел и генерал-майор Городнянский». Всего танкисты отчитались за этот день в трех уничтоженных танках противника, 10 грузовых автомашинах, 10 37-мм противотанковых орудиях и 250 человек немецкой мотопехоты. Г. Гот в своих «Танковых операциях» это подтверждает: «2-я танковая дивизия 14 июля, достигнув Лиозно, в соответствии с приказом повернула на Смоленск. Под Рудней она встретила сильное сопротивление противника и вскоре была контратакована с трех направлений».
Этот генерал-майор Городнянский не служил в 14-й танковой дивизии, кто он? Это командир 129-й стрелковой дивизии, сражавшейся с немцами вне окружения. Узнав, что перед фронтом его дивизии окружены части 14-й танковой, генерал-майор А. М. Городнянский перешел линию фронта, возглавил окруженных и с ними пробился из окружения. В мае 1942 года командующий 6-й армией генерал-лейтенант Городнянский, сражаясь до конца в окружении под Харьковом, не желая сдаваться в плен, принял смерть, предположительно застрелившись. Был с почестями похоронен немцами. Соответственно, после войны высоких должностей в Советской армии не занимал, мемуаров не написал, посему неизвестен.
А вот Манштейн, практически оправдываясь в том, почему он вынужден был на 40 км фактически отбежать от города Сольцы, потеряв помимо войск и часть штаба со сверхсекретными документами, вскользь пишет о судьбе дивизии СС «Мертвая голова», шедшей ему на выручку.
«Более сносные условия местности, но и сильную укрепленную линию встретила дивизия СС «Тотенкопф», наступавшая на Себеж... Дивизия имела колоссальные потери... После десяти дней боев три полка дивизии пришлось свести в два». А кто нанес эти «колоссальные» потери дивизии СС? Это 237-я стрелковая дивизия под командованием полковника В. Я. Тишинского. Не было там никакой «сильно укрепленной линии», Тишинский в июле 1941-го, умело воспользовавшись разведданными, выполнил искусный маневр и своей артиллерией практически расстрелял эту дивизию СС на марше, показав немцам пример маневренной войны. Но выводя в последующем из окружения части своей 237-й и брошенной командованием 70-й стрелковых дивизий, 19 августа 1941 года, командуя боем арьергарда, полковник Тишинский принял смерть от осколка немецкого снаряда.
Понятное дело, если бы и осколок, попавший в генерала К. Рокоссовского в Сухиничах, отклонился на несколько сантиметров, то мы бы и о Рокоссовском ничего бы не знали.
Изменения в боевой стойкости советских генералов по сравнению с генералами русской императорской армии в числах выглядят так: если, как было показано выше, на 35 убитых в ходе Первой мировой войны русских генералов приходилось 73 сдавшихся в плен, то на 223 убитых, пропавших без вести и умерших от ран в ходе Великой Отечественной войны советских генералов приходится всего 88 сдавшихся в плен.
Тоже много, но это уже была не старая русская армия.
Организованное проявление упорства
Причем моральная стойкость РККА с боями продолжала увеличиваться, хотя формально советские войска терпели поражение за поражением. А моральный дух немцев начал падать, несмотря на формальные победы. Сбивало и подавляло немецкий дух все уменьшающееся количество случаев трусости советских войск и все возраставшее отчаянное сопротивление. «Момент истины», по моему мнению, наступил поздней осенью и зимой 1941 года, когда Красная Армия, уже по количеству и вооружению сильно уступавшая немцам, одержала первые победы, причем одновременно на севере, в центре и на юге.
Но в этих победах примечательно, что только на юге под Ростовом огромный вклад в победу внесло военное мастерство маршала С. Тимошенко, сумевшего 1-ю танковую армию немцев разгромить так, что Гитлер, снимая с командования группой армий «Юг» фельдмаршала Рундштедта, пытался сорвать с его шеи Рыцарский крест. Тут же Гитлер снял с должности и командующего 17-й армией генерала пехоты Штюльпнагеля, а с главнокомандующим сухопутными войсками Германии Браухичем от этой сцены случился сердечный припадок. Чуть позже войска Тимошенко окружили под Ельцом 34-й армейский корпус немцев и полностью его уничтожили (повторно этот корпус был сформирован немцами только в 1944 году). А вот на севере и под Москвой победы над немцами достигались безо всякого полководческого мастерства — только отчаянным упорством советских войск.
В 1966 году в беседе с работниками «Военно-исторического журнала» Г. Жуков на вопрос о плане контрнаступления под Москвой сообщил, что контрнаступление получилось нечаянно, безо всякого участия полководческой мысли Жукова и его штаба:
«Когда мы в конце ноября и в начале декабря организовывали сопротивление противнику, затем применили более активную форму — контрудар наносили, в наших замыслах четко обоснованного мнения о том, что намечается такое контрнаступление, каким оно потом оказалось, не было. Это было осознано в полной мере тогда, когда события развернулись более благоприятно: с одной стороны, Гудериан начал пятиться, с другой — Гепнер начал отходить... Но у нас нет такого приказа, где заранее, допустим, 30 ноября, 1—2 декабря отдали бы приказ на контрнаступление. Такого в классическом понимании начала контрнаступления, как это было, допустим, под Сталинградом, не было, оно пошло как развитие контрударов... Если бы противник оказал серьезное сопротивление нашим контрударам, никакого контрнаступления не состоялось бы».
Но у немцев уже не было сил преодолевать сопротивление советских войск, не было сил ни наступать, ни отбить советские контрудары. Немецкие генералы, воспользовавшись своим правом на творчество, начали творчески отводить войска от Москвы, но в Берлине этот отвод сильно напоминал бегство. Гитлер дал «стоп-приказ», что, впрочем, далеко не сразу помогло, и в дополнение к этому приказу, как я уже упоминал выше, снял с должностей около двухсот немецких генералов.
Надо сказать, что разбить массу советских войск, дойти до ворот Москвы и после этих побед начать отступать немецким генералам было очень обидно, еще обиднее было объяснять, что Красная Армия гонит их силой мужества советских солдат. И немецкие генералы начали объяснять свое отступление сильными морозами, которым, надо сказать, просто неоткуда было взяться в начале зимы, когда ни земля, ни вода еще не отдали накопленное тепло. Гудериан сообщил Гитлеру, что немецкие солдаты не могут отрыть окопы в замерзшей земле, а такие вещи вряд ли стоило говорить старому солдату Гитлеру, и такая «лапша на уши», надо думать, тоже стоила Гудериану отставки.
В дневниках командующего немецкой группой армий «Центр» фельдмаршала Бока, вынужденного объяснять, почему немцы при отступлении бросали тяжелое оружие и технику, тоже стоны о непомерных морозах: «При всем том по причине ужасных холодов — температура упала до 38 градусов ниже точки замерзания — нам, что естественно, приходится оставлять танки и артиллерийские орудия, поскольку моторы машин при такой температуре просто-напросто не заводятся». Это 6 декабря —38°? Но причины поражения под Москвой фельдмаршал Бок 7 декабря называет три: «К нынешнему серьезному кризису привели три обстоятельства: 1. Осенняя грязь. Передвижения частей и подвоз припасов были фактически парализованы жидкой грязью, затопившей дороги. В результате воспользоваться плодами победы под Вязьмой нам не удалось. 2. Провал с железными дорогами. Неадекватное обслуживание, нехватка вагонов, локомотивов и квалифицированного технического персонала. Неспособность локомотивов, оборудования и наскоро отремонтированных станционных сооружений функционировать в условиях русской зимы». Морозы пропали, но появилась жидкая грязь: по-русски объяснения Бока звучат, как «не понос, так золотуха». Про железные дороги еще смешнее — а как же русские их эксплуатируют? И все это Бок выдумывает, чтобы предварить третий пункт, который, по существу, является первым и единственным: «Недооценка способности противника к сопротивлению, а также его резервов в плане личного состава и материальной части». Только это объясняет его дальнейшие сетования в дневнике: «Русскиеухитрились восстановить боеспособность почти полностью разбитых нами дивизий в удивительно сжатые сроки, подтянули новые дивизии из Сибири, Ирана и с Кавказа и заменили утраченную на ранней стадии войны артиллерию многочисленными пусковыми установками реактивных снарядов. Сегодня группе армий противостоит на 24 дивизии — преимущественно полного состава — больше, нежели это было 15 ноября. С другой стороны, численность германских дивизий сократилась более чем наполовину в результате непрерывных боев и связанных с зимними холодами бедствий. Боеспособность бронетанковых войск и того ниже. Потери среди офицерского и унтер-офицерского состава просто шокируют. В процентном отношении они много выше у нежели потери среди рядового состава».