Исповедь единоросса. Как я проиграл выборы | Страница: 53

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

С начала учебы во Франции прошло примерно полгода. За это время сестра не раз выручала своих сокурсников и деньгами, и советами. Это было такое студенческое братство с тусовками, посиделками, слезами и радостью. Ни одна мини-группа на новом предмете (то есть те самые друзья, с которыми так много пережито) сестру в свой состав не приняла. Предмет для сестры остался недосягаемым, потому что у европейцев так принято – каждый сам за себя и хоть убейся ап стену. Еще одна важная ремарка – сестре едва стукнуло 20 лет, а тамошним студентам исполнилось 25–30. И они до сих пор определяются, чем им хочется заниматься по жизни.

Олю с трудом остановили. Она продолжает учебу во Франции. А я вот думаю, что всем тем, у кого «отъездное настроение», нужно изо всех сил помогать уехать. Потому что эти люди обязательно вернутся домой, и цены им не будет.

P S. Вы, кстати, в курсе, что метро Нью-Йорка полно крыс, которые кусают людей на платформе за ноги, и во всех вагонах висят предупреждающие надписи? Это в 21 веке в одном из «самых продвинутых» городов мира. Прочитал об этом сегодня в РБК и погрустнел.

Дела семейные

Я человек советский. Был рожден в СССР, там же вырос, поэтому от некоторых максим в голове избавляюсь до сих пор. Например, от понимания семьи как «ячейки общества».

В Советском Союзе (ранние ленинские годы не берем – там творился ад) мы четко знали, что семья – это некий базовый элемент социума. И нужна она именно для общества и во имя общества. На практике, если поднять архивные документы уже хрущевской поры, образ семьи был жестко фиксирован в пропаганде, и семьи реальные обязаны были этому образу соответствовать как внешне, так и внутренне.

Жить не в доме, а в квартире. Отец семейства – не бизнесмен, а инженер, мастер цеха или простой рабочий. Дети ходят в детский сад, потом в школу, техникум или вуз. Мать ведет хозяйство по рекомендованным книгам в соответствии с требованиями советской гигиены (никогда такие издания в руки не попадали? Чудное чтение, когда понимаешь, что это не твоя реальность). В общем, картинка типичного американского пуританства made in USSR.

Понятно, что семья при помощи государства должна была производить типичного советского человека. Тоже этакого пролетария-пуританина. Но уже в поздние советские годы с пуританством капитально не заладилось. Отовсюду поползла так называемая «амораловка». Почему? Версий выдвигается великое множество. Неоправданные ожидания бесконечного строительства коммунизма. Безбожие. Исключительно «публичная нравственность» пуританства, когда нельзя, но в узком кругу можно.

Семья – институт очень шаткий. Особенно в материалистической парадигме ценностей. Потому что семья – это ответственность, это постоянная жизнь с другим человеком под одной крышей, это разграничение прав, обязанностей и личного пространства. Это дети, в конце концов. Адети – это траты денег, нервов, здоровья (повторю, что мы говорим о материалистической парадигме). В общем, если у семьи нет некоей высшей, извините за пафос, сакральной цели, то семья как институт становится чем-то убыточным и лишним.

В Советском Союзе за публичный отказ от семейной жизни можно было схлопотать общественное порицание, чреватое вполне себе материальными проблемами. Ну помните, все эти «товарищеские суды» и т. д. Потому семья как ячейка общества, как минимум, в позднем СССР существовала хотя бы на «пинковой тяге».

Потом СССР закончился. И институт советской семьи закончился вместе с государством. Про то, что с семьями творилось в девяностые, я думаю, подробно излагать не нужно. Большинство видело эту катастрофу лично, а то и прочувствовало на собственном горьком опыте. А вот дальше начинаются очень интересные вещи. Новое Российское государство вдруг осознало, что население сокращается.

И тогда в газетах появились аргументы, что так нам и надо, ибо нечего плодить нищету. Ибо дети – это ад кромешный, кухонное рабство и постоянная нехватка денег. А в телевизоре стали много говорить радетели семейственности (вот интересно, у них свои-то дети есть?) и рассказывать, как это прекрасно, легко и приятно с двумя детьми и материнским капиталом жить полной грудью. Понятным образом, ни одна из этих картинок не соответствует действительности. Хотя материнский капитал – это все равно неплохо, и гораздо лучше, чем раньше, когда его не было.

Мне кажется, что вместо попыток родить истину в споре и билбордов с социальной рекламой государству просто нужно рассказать своему населению, зачем ему «плодиться и размножаться». Притом так, чтобы народ понял, что государство в данном случае говорит правду и не имеет никакого скрытого корыстного умысла. Ну и дальше развивать социальную политику в отношении молодых и многодетных семей. Ибо люди в условиях коммуналок практически не размножаются. Даже в историческом центре города и в условиях темных питерских ночей.

Зачем пить 4 ноября?

Каждый год, с начала моего похода в политику, в день 4 ноября мне обязательно задают вопрос, какого хрена и что мы сегодня, собственно, празднуем. Что, мол, «7 ноября – красный день календаря, с этим все было понятно, совершилась Великая Октябрьская революция, пролетариат скинул с себя оковы самодержавия, и началась новая эра в жизни российского народа».

В течение 89 лет в СССР со всей пропагандистской помпой отмечалось начало Гражданской войны, когда нормой жизни стала ненависть по признаку «достаток» и «профессия». В лексиконе появилось емкое слово «буржуй», которое возглавило огромный синонимический ряд и стало оправданием большинства мерзких поступков по отношению к более удачливому (до 1917 года) соотечественнику.

7 ноября мы отмечали в частности: предательство Корнилова, трусливость Керенского, не оставившие следов в истории поступки защитников Временного правительства.

7 ноября было «пиром кровавого духа» – слово Маркса отозвалось в душе товарища Ульянова-Ленина целой бурей положительных эмоций, что вылилось в огромную кучу статей и прокламаций. Балтийский флот был покорен этим самым словом, и нерадивые с точки зрения «устаревшей морали» поступки этим словом оправдывались и поощрялись.

7 ноября мы праздновали позорный Брест-Литовский мир. С тех пор герои Первой мировой словно пропали из нашей истории. Как позже из нее пропали многие герои Великой Отечественной (кто-то был выселен за пределы 101 км от Москвы, «чтобы не портить своими ранами и увечьями облик столицы», кто-то сгинул в сталинских лагерях), а еще герои Афганистана, Вьетнама и Кубы. Всех войн новейшего времени, из которых Красная армия не могла выйти победителем.

День народного единства мы вспоминаем всего 6 лет. Это даже не капля в историческом море, это мимолетная эмоция – особенно на фоне достойного палеозоя и мезозоя, откуда вроде как ведется начало происхождения всего живого на земле.

Мы вспоминаем двух незнакомых друг другу мужиков, которые умудрились преодолеть всеобщий бардак и даже смогли этот бардак возглавить – да простят меня читатели за вольную интерпретацию тех далеких событий. Поэтому 4 ноября мы празднуем победу над настоящим врагом, а не над собственным народом. И выпиваем за праздничным столом за народных героев, освобождавших Москву от интервентов, а не за ненависть к ближнему, ставшую основой государственной политики на долгие годы.