Такая ситуация с верой в Маркса для меня обидна, поскольку марксизм явил свой маразм, как только его попробовали применить (о чем позже), и я мог бы бы заметить этот маразм раньше. Даже с учетом названных выше обстоятельств.
Однако сначала я хотел бы поговорить о том, почему я не возражаю и считаю, что Маркс внес большой вклад в развитие нашей цивилизации.
В свое время я много писал об убожестве «научного» учения К. Маркса, но наслушавшись в ответ от твердолобых адептов Марксовой секты не рассуждений по существу, а посылов «изучать Маркса», решил больше не тратить на дискуссии время. Ведь марксизм и без моей помощи помер, а оставшиеся адепты для реальной борьбы за коммунизм бесполезны. Всю свою жизнь они руководствовались девизом «Мы не сеем, не пашем, не строим — мы гордимся общественным строем», а когда строй пал, им осталось гордиться теорией, как бы лежавшей в основании того общественного строя, который пал.
Но среди комментаторов моих работ возникла мысль о том, что я улучшаю теорию Маркса: Маркс изобрел самолет без двигателя, а я изобрел двигатель к нему. То есть возникло предложение то ли меня облагородить Марксом, то ли Маркса — мною. Это ни в какие ворота не лезет, «это две большие разницы»: ни я Марксу не нужен, ни он мне.
Итак, немного повторюсь и начну с заслуг Маркса. Его величайшая заслуга перед человечеством в том, что его учение послужило эффективным основанием для начала борьбы за справедливость во всем мире, а это не шутки.
Сначала о том, что значит «послужить основанием».
Всю историю человечества люди с совестью в той или иной мере возмущались несправедливостью устройства общества. Действительно, имея совесть, трудно было принять и согласиться с положением, когда сотни, а порой и тысячи человек живут впроголодь, в тяжелейшем труде ради того, чтобы обеспечить бездельнику поездку в Париж или веселую ночь за карточным столом. Люди с совестью хотели переустроить мир, и планы у них имелись, но не было того, что дает безусловную уверенность в действиях, — сознания правоты своего дела. Поскольку их оппоненты ссылались на законы, на обычаи, на традиционность такого мироустройства, в конце концов — на бога. Логически в полезности справедливых идей невозможно было убедить даже сочувствующих, а тем более толпу, поскольку для того времени справедливые проекты устройства государства были для людей новыми, а новое людей всегда пугает. Прекрасный знаток людей и их интересов Никколо Макиавелли еще в 1512 г. эту проблему сформулировал так:
«При этом надо иметь в виду, что нет дела более трудного по замыслу, более сомнительного по успеху, более опасного при осуществлении, чем вводить новые учреждения. Ведь при этом врагами преобразователя будут все, кому выгоден прежний порядок, и он найдет лишь прохладных защитников во всех, кому могло бы стать хорошо при новом строе. Вялость эта происходит частью от страха перед врагами, имеющими на своей стороне закон, частью же от свойственного людям неверия, так как они не верят в новое дело, пока не увидят, что образовался уже прочный опыт. Отсюда получается, что каждый раз, когда противникам нового строя представляется случай выступить, они делают это со все страстностью вражеской партии, а другие защищаются слабо, так что князю с ними становится опасно».
Как вы поняли, Макиавелли остерегал от новых дел даже не революционеров, а царей — тех, за кем уже была (причем единоличная) власть. А каково же было выступать против князей мира сего революционерам? Как им было нести людям новое государственное устройство, как призывать их на свержение старой власти без уверенности в своей правоте, а только лишь с желанием «сделать как лучше»? Всевозможные трактаты и проекты, воодушевлявшие отдельных людей, на остальную толпу либо не производили впечатления, либо считались ею возмутительными, глупыми и вредными. За революционерами массы не шли, какими бы соблазнительными ни были их проекты и сколько бы сил ни тратили они на доказательство своей правоты, поскольку права менять государственное устройство, люди за ними не видели.
В истории России был такой случай. Когда в середине XIX в. возникла партия революционеров-народовольцев, она стала «ходить в народ», пытаясь поднять крестьян на бунт против существующей власти. Крестьяне агитаторов слушали доброжелательно, пока речь шла о местной власти, о губернаторе — эти чиновники назначались и смещались царем, поэтому в их смещении как таковом не было ничего нового. Но как только агитатор заговаривал о свержении царя, агитатора тут же вязали и сдавали властям.
И вот один народоволец догадался написать фальшивую прокламацию (якобы от царя) с призывом к крестьянам освободить его (царя) от пленивших его аристократов. Немедленно в районе распространения этой прокламации вспыхнул такой бунт, что его с трудом удалось локализовать и подавить. Почему? В понимании народа, у царя было право менять государственное устройство. А вот у революционеров народ такого права не видел, какие бы золотые горы они народу ни обещали.
И вот пришел Маркс и резко изменил ситуацию в пользу революционеров. Маркс и его адепты объявили о создании некой «научной», т. е. истинной, теории о том, что изменение государственного устройства и, следовательно, власти происходит вне воли людей, а как бы сами собой и так неотвратимо, что можно ускорить либо задержать, но невозможно предотвратить. И что это объективный закон природы — закон общественного развития.
Что в теории Маркса было самым главным для революционеров?
Идет прогресс в развитии техники и технологии: сначала люди ковыряли землю палкой, потом мотыгой, потом земля вспахивалась плугом, который тащили лошади или волы, затем плуг стал тащить трактор. И вот в зависимости от этого прогресса меняются отношения между владельцами средств производства (в данном примере — земли) и теми, кто на этих средствах работает. Когда землю обрабатывали мотыгой, рабочих держали в рабстве, забирая у них все; когда стали пахать на лошадях, рабочих держали в крепостной зависимости, отбирая у них часть заработанного; когда техника еще усовершенствовалась, рабочих освободили из крепостной зависимости, но стали отбирать у них прибавочную стоимость; а когда техника совсем разовьется, то рабочие (подчеркну: рабочие, пролетариат — те, кто не имеют в собственности средств производства) свергнут угнетателей. После этого все средства производства будут общими, паразитов, эксплуатирующих рабочих, не будет и возникнет общество, в котором люди будут братьями, а название этому обществу — коммунизм.
Подчеркну: по Марксу, меняют производственные отношения те классы, которым они становятся невыгодны, меняют революционным путем — путем насильственного свержения власти, охраняющей старые отношения.
Еще один хорошо известный нюанс марксизма: победить коммунизм должен сразу во всех странах, достигших наибольшего прогресса в развитии производительных сил, на то время — в Англии, Германии, Франции, в США. В формальной логике этому условию не откажешь: в одной стране коммунисты победить не могут, поскольку враждебное окружение других стран их уничтожит или сомнет.