«…мы просим Вас, уважаемый Михаил Сергеевич, с пониманием и взвешенностью отнестись к выполнению функциональных обязанностей руководством Главной военной прокуратурой и не допустить неправильной оценки деятельности т. т. Заики Л. М. и Фролова В. С. на занимаемых должностях». [589]
562. Я понимаю, что не все читатели понимают всю замечательную наглость и самого письма, и содержащихся в нём требований. Поскольку это военная прокуратура, то все её работники военнослужащие и на них распространяется действие Дисциплинарного Устава ВС, а это письмо аналогично тому, если бы группа рядовых написала генералу письмо, что их ротный командир решил заменить им сержанта, а они просят генерала сержанта оставить и в отношении командира роты, неспособного принять «взвешенное решение», в свою очередь, принять меры. А если ещё короче, открытым текстом, то они пишут: «Мишка! Заика и Фрол с нами в деле, выгонят — и они начнут болтать лишнее!»
Здесь нагло попирается Дисциплинарный Устав, поскольку его 110-я статья запрещает военнослужащим обращаться куда-либо мимо своих прямых командиров, в данном случае — мимо Генерального прокурора, а статья 115 запрещает писать групповые жалобы либо ходатайствовать за кого-либо: каждый обязан обращаться только от своего имени.
563. Ну и что же главнокомандующий Горбачёв? Посрывал погоны с наглецов? Нет, наоборот — полковник Анисимов стал генерал-майором. Покорился наглецам и Генеральный прокурор. 28 ноября 1991 года его старший помощник ответил аппарату Президента СССР:
«Действительно, возможная реорганизация органов военной прокуратуры может потребовать решения некоторых кадровых вопросов, в том числе и в отношении руководителей Главной военной прокуратуры. В этом случае указанные заявителем доводы будут, безусловно, учтены при оценке деятельности т.т. Заики и Фролова на занимаемых должностях». [590]
Вот так! Рука руку должна мыть, Горбачёв это сообразил. Эти письма показывают, что и следователи, и Горбачёв знали, что делали, не могли не знать, хорошо понимали, что то, что они делают, — преступно и что они в одной банде.
Теперь, после этого знакомства с польско-капээсэсовскими геббельсовцами, я дам их версию Катынского дела и те доказательства, которыми они эту версию обосновывают.
Окончательная версия геббельсовцев
Академические геббельсовцы
(В скобках даны ссылки на документы их Сборника). Подготовка к «операции по разгрузке» лагерей и тюрем, как именовался во внутренней переписке органов НКВД предстоявший расстрел, началась сразу после принятия 5 марта 1940 г. рокового решения Политбюро ЦК ВКП(б) (см. № 1). С 7 по 15 марта был проведён ряд совещаний в Москве. На первом присутствовали 8-12 человек из центрального аппарата НКВД. Проводил его заместитель наркома внутренних дел СССР Б. З. Кобулов, член «тройки», на которую были возложены рассмотрение дел и вынесение решений о расстреле. На этом совещании присутствующим была предоставлена возможность прочесть выписку из протокола Политбюро от 5 марта, подписанную И. В. Сталиным.
Второе совещание проходило 14 марта в кабинете Б. З. Кобулова. Присутствовали 15–20 человек, включая начальников УНКВД по Смоленской, Харьковской и Калининской областям, их заместителей, являвшихся одновременно начальниками Особых отделов военных округов, комендантов УНКВД, которые обычно осуществляли расстрелы заключённых. Докладывал о предстоявшей операции начальник Управления по делам о военнопленных (УПВ) НКВД СССР П. К. Сопруненко. Б. З. Кобулов заявил: «По решению высшего руководства четырнадцать тысяч поляков, арестованных в сентябре 1939 г., должны быть расстреляны».
13 марта начальники Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей и их особых отделений были вызваны в Москву (см. № 5), где 15 марта прошло совещание в УПВ НКВД СССР. По всей видимости, аналогичные совещания были проведены и с руководящими работниками НКВД УССР и БССР. Несколько ранее в Москву, в штаб конвойных войск были вызваны командиры бригад и дивизий, части которых несли внешнюю охрану трёх спецлагерей и на которые была возложена обязанность конвоирования осужденных к месту расстрела.
В преддверии операции многие задействованные в ней лица были повышены в званиях: П. К. Сопруненко, общевойсковой майор, стал капитаном ГБ; начальник УНКВД по Харьковской области капитан госбезопасности П. Е. Сафонов — майором ГБ; звание старших лейтенантов госбезопасности были присвоены комендантам Харьковского УНКВД Т. Ф. Куприю, Калининского УНКВД A. M. Рубанову, Смоленского УНКВД И. И. Грибову, а также начальнику Козельского лагеря В. Н. Королёву, шефам особых отделений трёх спецлагерей Г. А. Эйльману, М. И. Лебедеву и Г. В. Корытову. Соответствующие приказы были отданы и наркомами внутренних дел УССР и БССР.
Начиная с 7 марта проводится интенсивная подготовка и к депортации семей тех, кого высшая партийная инстанция предписала расстрелять. Решение о проведении депортации приняли 2 марта 1940 г. и Политбюро ЦК ВКП(б), и Совет народных комиссаров (СНК) СССР. 7 марта Л. П. Берия направил наркомам внутренних дел УССР И. А. Серову и БССР Л. Ф. Цанаве приказ о подготовке к выселению семей польских офицеров, полицейских и заключённых тюрем (см. № 2). Депортацию следовало подготовить к 15 апреля, семьи выселять на 10 лет в Казахстан. Строжайше предписывалось провести операцию в один день, начав её на рассвете.
Для более чёткого проведения массового выселения семей тех, кто подлежал расстрелу, Л. П. Берия приказал П. К. Сопруненко срочно подготовить списки военнопленных трёх лагерей с указанием состава семей и их адресов (см. № 3). Реестры следовало составлять по городам и другим населённым пунктам западных областей Украины и Белоруссии и направлять в НКВД УССР и БССР. Нарком приказал подготовить и списки тех, чьи семьи проживали на территории Польши, оккупированной Германией (см. №№ 3, 6). Если данные о проживавших на советской территории людях представляли практический интерес для органов НКВД СССР в связи с планировавшейся депортацией, то адреса тех, кто находился в генерал-губернаторстве, не могли быть использованы ими. Не исключено, что списки живших в центральных польских воеводствах людей готовились по договорённости с Германией. Во всяком случае, одновременное проведение печально известной нацистской «Акции А-Б» по уничтожению польской интеллектуальной и государственной элиты и сталинских операций по расстрелу около 22 тысяч поляков и депортации 25 тысяч их семей весьма симптоматично.
7 марта П. К. Сопруненко во исполнение приказа наркома направил распоряжение начальникам Старобельского, Козельского и Осташковского лагерей о порядке составления списков с приложением его формы (см. № 4). Для организации этой работы в лагеря были направлены руководящие работники УПВ, которые со всей энергией взялись за выполнение «ответственного задания» (см. № 7). С предстоявшей депортацией был связан и приказ Берии наркому внутренних дел Казахской ССР С. Н. Бурдакову (см. № 11).