Ещё более интересные зрительные эффекты, и вновь без всякой нужды в эксгибиционизме и иных видах фальши, возникают в крупных городах от намного более резких контрастов в типах зданий, чем на Одиннадцатой улице, — более резких, ибо они основаны на более радикальных сущностных различиях. Большая часть городских ориентиров и зримых центров притяжения (каковых нам нужно больше, а не меньше) обязана своим существованием резкому контрасту в удачно выбранном месте между неким способом использования и его окружением, контрасту, извлекающему яркий визуальный эффект из сущностного различия. Именно об этом, конечно, говорил Питс (см. главу 8), когда отстаивал размещение монументальных, величественных зданий внутри городской матрицы, а не в неких «курдонерах», формируемых по принципу сущностного сходства.
Резкие различия между более скромными элементами городских смесей также вполне могут быть доброкачественными эстетически. Они тоже способны доставлять удовольствие, создавая ощущение контраста, движения, направления и не прибегая при этом к неорганичным, поверхностным эффектам: мастерские среди жилых строений, фабричные здания, картинная галерея рядом с рыбным рынком, которая восхищает меня всякий раз, когда я иду покупать рыбу, претенциозный магазин деликатесов в другой части города, мирно соседствующий и контрастирующий с непритязательным баром, куда новоприбывшие ирландские иммигранты приходят разузнать насчёт работы.
Подлинные различия внутри городского архитектурного ландшафта отражают, как великолепно выразился Раскин,
<…> переплетение разных моделей человеческого поведения. Города полны людей, занимающихся множеством дел по множеству причин и с множеством разных целей, и архитектура отражает и выражает эти различия, различия содержания, а отнюдь не одной лишь формы. Мы люди, и поэтому люди интересуют нас в первую очередь. В архитектуре, как в литературе и драматургии, человеческая вариативность с её богатством — вот что наделяет полнокровием и яркостью все то, что окружает людей. <…> Если говорить об опасности однообразия, <…> самый серьёзный недостаток нашего законодательства в сфере зонирования состоит в том, что оно разрешает обширным участкам быть целиком посвящённым какому-то одному способу использования.
Добиваясь визуальной упорядоченности, крупные города могут, грубо говоря, выбирать из трёх возможностей, две из которых безнадёжны, а третья сулит надежду. Они могут создавать зоны однородности, которая и выглядит однородной; итог — нечто угнетающее и дезориентирующее. Они могут создавать зоны однородности, которая пытается выглядеть неоднородной; итог — нечто вульгарное и фальшивое. Или же они могут создавать зоны большого зрительного разнообразия, отражающего разнообразие реальное; итог — в худшем случае нечто интересное, в лучшем нечто восхитительное.
Как обеспечить городское разнообразие достойным визуальным выражением? Как соблюсти его свободу, зримо показывая вместе с тем, что она есть разновидность порядка? Это — центральная эстетическая проблема больших городов. Я буду говорить об этом в главе 19 настоящей книги. А пока скажу вот что: городское разнообразие не уродливо по своей сути. Те, кто так думает, грубо и глупо ошибаются. А отсутствие этого разнообразия неизбежно является либо угнетающим, либо вульгарным и хаотическим.
Правда ли, что разнообразие вызывает транспортные пробки?
Транспортные пробки вызываются автомобилями, а не людьми как таковыми.
В местах не слишком густонаселённых или таких, где разнообразие способов использования проявляется лишь изредка, всякая специфическая притягательная точка действительно служит источником автомобильных пробок. Клиники, торговые центры, кинотеатры — все подобные учреждения и заведения концентрируют вокруг себя транспорт и, кроме того, сильно загружают транспортом ведущие к ним пути. Тот, кому хочется или нужно посетить клинику или торговый центр, не сможет этого сделать без автомобиля. В такой местности пробку может создать даже начальная школа, ибо детей надо в неё возить. Без широкого спектра концентрированного разнообразия любая нужда может заставить человека сесть в машину. Для дорог и парковочных площадок нужно место, что приводит к ещё большей разбросанности всего и вся и побуждает людей к ещё более интенсивному пользованию автомобилями.
Это терпимо в негустонаселенных местах. Но там, где люди живут плотной или непрерывной массой, это создаёт невыносимую ситуацию, губительную для всех прочих ценностей и для всех прочих аспектов человеческого удобства.
В диверсифицированных городских районах с высокой плотностью населения люди по-прежнему много ходят пешком, что непрактично в пригородах и в большинстве «серых зон». Чем интенсивнее и богаче разнообразие — тем больше ходьбы. Даже люди, приехавшие в такой район извне на своей машине или на общественном транспорте, внутри него перемещаются пешком.
Правда ли, что городское разнообразие привлекает в район разрушительные способы использования? Является ли разрушительным допущение всех (или почти всех) способов использования данной территории?
Чтобы в этом разобраться, необходимо будет рассмотреть несколько различных способов использования, из которых одни действительно вредны, а другие очень часто считаются вредными, хотя таковыми не являются.
Имеется нехорошая категория способов использования территории, куда входят, например, свалки утиля и тому подобное — то, что ничего не добавляет к общему удобству района, к его привлекательности к концентрации в нем людей. Не давая ничего взамен, эти способы использования предъявляют заоблачные требования к размерам выделяемых для них участков и к нашей эстетической терпимости. К этой же категории относятся стоянки подержанных машин и пустующие или почти пустующие здания.
Вероятно, каждый (кроме, может быть, владельцев этих объектов) согласится, что это скверная категория.
Но отсюда не следует, что свалки утиля и тому подобное — это угрозы, сопутствующие городскому разнообразию. Да, успешные городские районы не изобилуют свалками утиля, но не это является причиной их успеха. Все наоборот: там нет свалок, потому что они успешные.
Подобные мертвящие и пожирающие территорию способы использования низкого пошиба растут как бурьян в таких частях города, которые уже являются запущенными и неудачливыми. Они растут в местах, где люди мало ходят пешком, в местах, не обладающих притягательной силой и не стимулирующих конкуренцию за участки. Их естественная среда — «серые зоны» и окраины сократившихся даунтаунов, где огни разнообразия и жизненной энергии горят слабо. Если бы все защитные меры, охраняющие торгово-прогулочные «моллы» жилых массивов, были отменены и этим полумёртвым, малоиспользуемым участкам пришлось искать свой справедливый экономический уровень, свалки утиля и стоянки подержанных машин — это именно то, что возникло бы на многих из них.
Проблема, связанная со свалками утиля, уходит глубже, чем могут проникнуть борцы с «городскими язвами». Бесполезно кричать: «Уберите их! Их не должно здесь быть!» Проблема в том, чтобы создать в районе такую экономическую среду, которая сделала бы более живительное использование земли прибыльным и логичным. Если такой среды нет — пусть, в конце концов, будут свалки утиля, это хоть какое-то использование земли. Ничто другое здесь успеха не добьётся — в том числе такие общественные способы использования территории, как парки и школьные дворы, которые терпят катастрофическое фиаско именно там, где экономическая среда слишком бедна для других способов использования, зависящих от притягательной силы округи, от её жизненной энергии. Короче говоря, проблема, символом которой являются свалки утиля, не решается ни боязнью разнообразия, ни его подавлением. Она решается созданием условий, катализирующих разнообразие возделыванием для него плодородной экономической почвы.