Эти банки совершили ту же ошибку, что и одна знакомая семья, купившая акр земли в сельской местности, чтобы построить дом. Долгие годы, пока им не хватало денег на строительство, они регулярно приезжали на свой участок и устраивали пикник на пригорке, который был там самым привлекательным местом. Они так привыкли мысленно представлять себя постоянно находящимися там, что, когда наконец построились, дом поставили на пригорке. И тем самым уничтожили этот пригорок. Почему-то они не догадывались, что, обосновавшись на нем, они его уничтожат.
Улицы (особенно если кварталы короткие) порой способны выдержать интенсивное дублирование успешных способов использования или спонтанно возродиться после периода упадка и стагнации. Такой благоприятный исход возможен, если окружающий район обеспечивает энергичное, богатое разнообразие, и особенно если в нем есть мощная база первичного разнообразия.
Но когда избыточному многократному дублированию самых прибыльных или самых престижных способов использования оказывается подвержена целая округа или район, проблема намного более серьёзна. Выразительные свидетельства такого катастрофического «отбора» видны в деловых центрах многих больших городов. Сменявшие друг друга исторические центры бостонского даунтауна демонстрируют слой за слоем, как при археологических раскопках, «отобранные» и окаменевшие способы использования, каждому из которых не хватало первичного разнообразия, каждый из которых стагнировал. Бостонский совет по градостроительству, анализируя способы использования даунтауна, обозначил их на карте разными цветами: одним цветом — управленческие и финансовые офисы, другим — правительственные учреждения, третьим — торговлю, четвёртым — развлечения и т. д. Все стагнирующие районы представляют собой на карте довольно слитные одноцветные куски. Помимо них на краю даунтауна — там, где Бэк-Бэй граничит с угловой частью парка Паблик-Гарденз, — имеется участок карты, раскрашенный в красные и жёлтые полосы. Он не поддаётся определению с точки зрения способа использования, и его раскраска означает, что он носит «смешанный» характер. Это единственная часть бостонского делового центра, которая в настоящее время спонтанно меняется, растёт, ведёт себя как живая городская территория.
Цепочки различающихся характером использования участков даунтауна, подобных бостонским, чаще всего рассматривают как некий остаток от перемещающегося центра даунтауна. В них видят результат передвижения центра в другое место. Но это не так. Эти скопления многократно дублированных способов использования — причина передвижения центра. Разнообразие вытесняется дублированием успеха. Новые идеи, если только они не располагают с самого начала щедрым финансированием или не добиваются мгновенного успеха (а такое происходит редко), довольствуются участками второго сорта; благодаря им второсортные участки превращаются в первосортные, процветают какое-то время, но затем их тоже разрушает избыточное дублирование того наиболее успешного, что они создали.
В Нью-Йорке разделение даунтауна на «одноцветные» участки отразилось в стишках 1880-x годов:
От Восьмой на юг — мужчины зарабатывают,
От Восьмой на север — женщины транжирят…
В романе Уиллы Кадер «Мой смертельный враг» говорится о Мэдисон-сквер в тот период, когда пришла очередь этой площади стать центром интенсивного разнообразия: «Мэдисон-сквер стояла тогда на распутье. У неё был двойственный характер — наполовину коммерческий, наполовину бытовой. К югу от неё шли магазины, к северу — жилые дома».
Мисс Кадер верно почувствовала смешанный, «двойственный» характер, всякий раз присущий участку, который находится на гребне выдающегося успеха. Но образ «распутья» не вполне точен. Скорее следовало бы говорить о слиянии, переплетении путей.
Сегодня Мэдисон-сквер — мрачный район, утративший былую славу, с массивными офисными зданиями и весьма маргинальной по сравнению с прошедшими временами торговлей. На пике популярности эту часть города делал чрезвычайно знаменитым старый Мэдисон-сквер-Гарден (сейчас на его месте находится офисное здание). Никогда с тех пор Нью-Йорк не располагал таким притягательным, таким светски-блестящим залом, предназначенным для собраний и зрелищ, потому что никогда с тех пор в городе не было крупного зала, расположенного в притягательном, дорогом месте, где имеется хорошая смесь способов использования.
Утрата окрестностями Мэдисон-сквер многоцветности и длительный их упадок не были, конечно, изолированным процессом.
Это была часть более обширной цепи событий, обусловленных нарастанием экономического давления на многие успешные смеси способов использования. Конкурентная борьба за пространство беспрерывно уничтожала разнообразие по всему центру даунтауна и теснила его за северный край даунтауна; в результате даунтаун как таковой перемещался, оставляя позади себя районы, оказавшиеся «на мели».
Перемещающийся даунтаун обычно оставляет за собой, помимо скоплений избыточно дублированных способов использования зоны, где мало что имеется вообще, — зоны, которые интенсивные новые варианты разнообразия, двигаясь, обошли или перескочили. Эти участки или боковые полосы и дальше чаще всего остаются пустыми, потому что соседние с ними однородные скопления не обеспечивают хорошего распределения людей по времени дня. Место на этих участках есть но нет катализатора для его использования.
Саморазрушение разнообразия избыточным дублированием происходит и в Лондоне — там действуют ровно те же силы, что заставляют перемещаться американские даунтауны. В статье о градостроительных проблемах центрального Лондона, опубликованной в 1959 году в январском номере британского периодического издания Journal of the Town Planning Institute, говорится:
Уже много лет как разнообразие покинуло лондонский Сити. Многочисленное дневное «население» контрастирует в нем с пятитысячным ночным населением. То, что произошло с Сити, происходит сейчас и с Уэст-Эндом. Многие, чьи офисы находятся в Уэст-Энде, заявляют, что для их клиентов и посетителей там имеются такие средства обслуживания, как отели, клубы и рестораны, а для их персонала — магазины и парки. Но если процесс будет продолжаться, эти преимущества будут уничтожены и Уэст-Энд превратится в унылое море офисных зданий.
Успешных жилых районов в наших американских городах прискорбно мало; в большинстве своём жилые районы крупных городов никогда не удовлетворяли четырём фундаментальным условиям генерации процветающего разнообразия. Поэтому саморазрушение вследствие выдающегося успеха чаще наблюдается в даунтаунах. Но те сравнительно немногие городские жилые районы, что становятся чрезвычайно притягательны и с огромным успехом генерируют разнообразие и жизненную энергию, в конечном счёте подвергаются действию тех же сил саморазрушения, что и даунтауны. В случае, о котором я говорю, в районе стремятся жить столь многие, что наиболее выгодно оказывается строить — в избыточных, опустошающих масштабах — для тех, кто способен платить наивысшую цену. Как правило, это люди бездетные, и сегодня это не просто те, кто готов платить больше всех, но ещё и те, кто готов платить больше всех за наименьшую площадь. Жилища для этого узкого и прибыльного слоя множатся за счёт всех иных видов городской «ткани» и всех иных категорий населения. Семьи вытесняются, разнообразие уличных картин вытесняется, предприятия и заведения, не способные оплачивать свою долю выросшей стоимости строительства, вытесняются. Этот процесс сейчас идёт, причём очень быстро, в немалой части Гринвич-Виллиджа, в Йорквилле и в средней части манхэттенского Истсайда. Избыточно дублируются иные способы использования, чем в центрах даунтаунов, но процесс тот же, причины его те же и конечные результаты те же. Восхитительный и притягательный «пригорок» уничтожают те, кто его заселил, уничтожают самим фактом заселения.