Страной по-прежнему вроде руководили марксисты. Сборники речей, докладов, поздравлений и т. д. Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева назывались «Ленинским курсом». Но, похоже, ни в труды В. И. Ленина, ни тем более в труды К. Маркса и Ф. Энгельса ни вожди коммунистического строительства, ни все, кто принадлежал к номенклатурному правящему строю, не заглядывали. Эти люди жили в условиях послесталинский реальности и строили свои взаимоотношения, как это сейчас модно говорить, «по понятиям». По своим номенклатурным представлениям и понятиям. Да, в стране действовала совершенно идиотская практика планирования производства различных товаров. Считалось, что государственные плановые органы планировали производство различных товаров и услуг по 25 млн позиций. Под каждую позицию следовало выделять материальные и людские ресурсы, фонды заработной платы и т. д. Но кому-то удавалось с помощью знакомств, взяток обеспечить для своей позиции, для производства определенного товара и услуги привилегированное положение. Многие отношения в стране регулировались не столько законами, принятыми Верховным Советом СССР, сколько подзаконными актами, которые принимались «в рабочем порядке» на уровне министерств и ведомств. Число подзаконных актов дошло до 400 тысяч. Эту ситуацию многие расценивали как абсурдную. Но с помощью знакомств, взяток, благодаря правильно организованному убеждению и стимулированию всегда имелись возможности для принятия еще одного совершенно необходимого подзаконного акта, который развязывал руки, позволял успешно работать, а самое главное, отчитываться.
В силу многих причин грандиозная программа модернизации страны, облеченная в форму Третьей Программы КПСС, была снята с повестки дня. Партийно-советское руководство СССР дало втянуть страну в изматывающую гонку вооружений. Бремя одного из двух мировых лидеров становилось все тяжелее и требовало огромного объема ресурсов. Мощная экономика США на протяжении десятилетий могла обеспечивать для американской нации и пушки, и масло. Советская экономика постепенно сосредоточилась только на пушках. Похоже, что у Брежнева и его окружения была своеобразная «идея фикс». Ее суть в яркой форме определил отставной политик В. М. Молотов (1890–1986). С ним периодически встречался писатель Ф. Чуев, который выпустил книгу «Сто сорок бесед с Молотовым». Где-то в 1976 году писатель рассказывал бывшему второму (после Сталина) человеку страны о начавшихся серьезных перебоях с мясом в системе государственной торговли. Тогда под портретами Л. И. Брежнева, до которых народ мог дотянуться, появились надписи: «Разыскивается. Украл мясо». Стоит напомнить, что В. М. Молотов в 1930–1939 годы был председателем СНК СССР. В эти годы проходили индустриализация, коллективизация, о чем речь шла выше. На рассказ Ф. Чуева о перебоях с мясом верный соратник Сталина выпалил: «Черт с ним, с мясом! Лишь бы капитализм подох!»
Ни Молотов, ни Сталин, ни Хрущев, ни Брежнев, ни многие другие руководящие товарищи не были вегетарианцами. Можно сравнить меню закрытых учреждений питания в руководящих партийных и государственных учреждениях с меню обычных заводов, больниц, высших учебных заведений советского времени. При тотальном дефиците продовольственных и промышленных товаров повсеместно во всякого рода руководящих органах действовали закрытые системы распределения, о которых широкая публика догадывалась, но получила конкретное представление лишь в условиях перестройки.
Автору в качестве делегата XXVIII съезда КПСС (июль 1990 года) и в бытность членом ЦК КПРФ (сентябрь 1990 — август 1991 года) довелось познакомиться с комбинатом общественного питания на Старой площади в Москве. Когда ответственный сотрудник ЦК КПСС провел группу делегатов съезда в это замечательное учреждение и обедающие оценили качество приготовления блюд, автор сказал сопровождающему товарищу: «Если бы так кормили в столовых вузов и заводов, то вопрос о доверии к Коммунистической партии, к перестройке был бы снят». Сопровождающий товарищ юмора решил не замечать и ответил: «А в некоторых министерствах кормят еще лучше».
Дело в том, что в стране происходил процесс, который не всем был заметен. Об этом процессе было не принято говорить. Считалось, что его не может быть, потому что не может быть никогда, потому что его пресекли в самом начале. Этот процесс можно назвать эрозией, разложением или просто перерождением правящей Коммунистической партии. Когда-то беспартийный дедушка автора Сергей Степанович Фортунатов, проработавший всю жизнь учителем (с тремя высшими образованиями), делил коммунистов на три группы. В пересказе члена КПСС, отца автора, политработника железнодорожных войск Валентина Сергеевича Фортунатова эти группы дедушка называл так — большевики, партейные и портковые.
Большевики — это фанатики коммунистической идеи, готовые ради воплощения своей великой мечты свернуть шею кому угодно, не исключая и самих себя. «И не основательна надежда, что большевизм можно причесать. Большевизм тем и характерен, что он никогда не позволял себя причесывать. Он непоколебим. Его можно сломить, но согнуть нельзя», — говорил один из лидеров меньшевизма А. Н. Потресов на своем партийном съезде в декабре 1917 года [56] . Партейные — люди изначально не очень грамотные, интеллектуально несамостоятельные, но активные «по жизни». Это довольно распространенный психологический тип — «я как все», «все побежали, и я побежал». Партейные — люди исполнительные. Скажут, что надо передушить кулаков, — передушат. Скажут, что культ личности Сталина — это плохо, значит, плохо. Портковые коммунисты, то есть те «члены» партии, которые думают лишь о собственных портках (штанах, брюках), или, в более широком плане, только о собственном материальном благополучии в обстановке окружающего неблагополучия, появились в РКП(б) сразу же после того, как она стала правящей партией. Ленин называл эту категорию «примазавшимися», «мазуриками» и т. д. Считал, что от таких «коммунистов» РКП(б) должно постоянно освобождаться, в том числе с помощью периодических внутрипартийных чисток.
В годы Гражданской войны проверка коммунистов была очень простой. В 1918 году в Красной армии было 30 тыс. коммунистов, в 1919 году — 120 тыс., а в 1920 году — 300 тыс., то есть половина состава РКП(б). Против воинских частей Красной армии, в которых коммунисты составляли большинство, никакие части белой армии, даже составленные преимущественно из офицеров, устоять не могли. В конце Гражданской войны глубокой осенью 1920 года при форсировании вброд Сивашского пролива (операция по освобождению Крыма от войск Врангеля) первые несколько сотен бойцов были исключительно коммунистами и политработниками. Во время Гражданской войны и иностранной военной интервенции на фронтах погибло 50 тыс. коммунистов. Примерно в такую же цифру оцениваются потери офицерского состава обеих воевавших сторон — и Красной и Белой армий. Но после Гражданской войны в условиях нэпа число «примазавшихся» в Коммунистической партии стало постоянно расти. Почему же к концу 1970-х годов XX века перерождение КПСС можно считать состоявшимся? Да потому, что пропорция внутри партии между настоящими коммунистами, большевиками, и «мазуриками», партейными и портковыми, качественно изменилась. Похоже, что в высшем партийном руководстве к этому времени большевиков не осталось вовсе, а имевшиеся налицо партейные и портковые пребывали в глубоком старческом маразме.