Широкому руководству следовало насторожиться, возможно, даже испугаться не только этих двух постановлений ПБ, но и того, что сопровождало их.
Слишком уж нарочитым стало снятие со своих постов министров, которым вроде бы не следовало ничего опасаться. Ведь они не только прошли беспримерно суровую школу подчинения и управления, но и успешно выдержали своеобразный экзамен в годы войны, доказали конкретной работой умение справляться с любыми, самыми сложными поручениями. Тем не менее именно их и затронула необычная чистка. Только за три месяца были освобождены по различным причинам девять членов правительства: уже упоминавшиеся В.А. Малышев, М.Г. Первухин, И.В. Ковалев, М.Б. Храпченко, а кроме того, министры юстиции — Н.М. Рычков, финансов — А.Г. Зверев, связи — К.Я. Сергейчук, Морского Флота — П.П. Ширшов, председатель Комитета по делам физкультуры и спорта — Н.Н. Романова .
Лишь одно могло послужить некоторым утешением для всех — и затронутых, и не затронутых чисткой. Никому не предъявляли обвинений политического характера, никого — даже тех, кого снимали, включая и Ковалева — не отдавали под суд, не приговаривали к лишению свободы, тем более к расстрелу. Даже Храпченко, хотя его «дело» и сопровождалось идеологическими акциями, по своим масштабам более значительными, нежели в августе-сентябре 1946 г. «Дело» его оказалось напрямую связанным с принятием ПБ 10 февраля суровым по тону постановлением «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели», а до того — с проведением 10 — 13 января необычного, в ЦК ВКП(б), широкого совещания «деятелей» советской музыки. На этом совещании Жданов играл ведущую роль, но почему-то сидел в президиуме вместе с другими секретарями ЦК — М.А. Сусловым, А.А. Кузнецовым, Г.М. Поповым. Совещание как бы естественно перетекло в 1-й съезд Союза советских композиторов, заседавший с 19 по 25 апреля. И на совещании, и на съезде практически все участники, поддерживая Жданова, пытались связать пресловутую давнюю «правдинскую» статью «Сумбур вместо музыки» с днем настоящим, дружно осуждали творчество выведенных из оргкомитета Арама Хачатуряна, Вано Мурадели, Левона Атовмьяна, а также Дмитрия Шостаковича, Сергея Прокофьева, Виссариона Шебалина, Юрия Шапорина, Николая Мясковского.
Именно отсутствие политических мотивов, судебных наказаний при освобождениях от должности или признании серьезных «идеологических» ошибок и создавало ощущение странной, «аппаратной» игры, которую вели те, кто скрывался за кулисами, оставался в тени, игры во имя достижения непонятной остальным цели, остающейся загадочной и поныне. Даже сегодня нельзя дать однозначное, обоснованное объяснение происходившему тогда во власти. Нельзя, прежде всего, потому, что ужесточение отношения к высшим государственным служащим в равной степени подрывало позиции и А.А. Кузнецова, возглавлявшего УК, и Г.М. Маленкова, до своего ухода с этого поста выдвигавшего на руководящие посты тех, кто и подвергался опале. Мало того, жесткий кадровый курс оказывался выгодным двум членам узкого руководства и Сталину. Ведь именно в то время Иосиф Виссарионович вновь начал проявлять прежнюю активность, укрепляя свое положение единоличного лидера. Не довольствуясь тем, что с помощью Кузнецова-Абакумова и Булганина полностью контролировал силовые структуры, госбезопасность и армию, он напрямую подчинил себе еще одно столь же значимое, только с точки зрения экономики, ведомство. Заменил 23 марта Косыгиным Зверева, пониженного до уровня первого заместителя, на посту министра финансов, сразу же приняв «наблюдение и контроль за работой» этого министерства на себя. А 12 апреля весьма странным образом преобразовал еще и валютный комитет ПБ, включил в его состав А.Н. Косыгина, Л.З. Мехлиса и В.Ф. Попова .
Но массовые репрессии, непременный атрибут жесткого курса, все же возобновились, и именно в это самое время, правда, на весьма ограниченной территории — в республиках Прибалтики и западных областях Украины — и в ограниченных размерах — затронули исключительно сельское население, невольно служившее опорной базой не ослабевавшего вооруженного сопротивления сепаратистов. В столь же узких рамках формы наказания по большей части свелись к высылке населения из западных областей Украины в центральные и восточные.
Как уже отмечалось выше, 15 декабря 1947 г. по решению ПБ первого секретаря ЦК КП(б) Украины Л.М. Кагановича отозвали в Москву. На освободившуюся должность утвердили единственного возможного кандидата — члена ПБ Н.С. Хрущева, а для сохранения разделения полномочий назначили главой республиканского правительства Д.С. Коротченко. В силу возвращенного высокого положения Никите Сергеевичу теперь в несоизмеримо большей степени, нежели прежде как председателю СМ УССР приходилось отвечать за положение в западных областях, где продолжали сопротивление всем органам власти, и советским, и партийным, ОУН и ее «военное крыло» УПА. Мало того, Хрущеву было необходимо как-то оправдать свои четырехлетней давности шапкозакидательские заявления. Утверждения донельзя оптимистические — мол, ликвидация вооруженного подполья произойдет в самое ближайшее время, став простой операцией.
21 марта 1944 г. Н.С. Хрущев в сообщении на имя Сталина писал: «Что касается вопроса об украинско-немецких националистических бандах, то надо сказать, что разговоры об их действиях сильно преувеличены… Я уверен, что мы скоро наведем в этих районах порядок». Правда, мимоходом он отмечал — для восстановления спокойствия уже используются кавалерийская дивизия, двадцать броневиков, восемь легких танков, ожидается прибытие частей НКВД. Однако даже с такими силами решить проблему не удалось.
Хотя лишь с 19 февраля по 20 сентября того же 1944 г. было уничтожено 13 442 националиста-экстремиста, а 7456 захвачено в плен, борьба с ними не завершилась, и конца ей не было видно. Боевые действия не спадали, а возрастали по мере продвижения Красной Армии на запад, усилились настолько, что вызвали после одобрения узким руководством появление совместного приказа по НКВД и НКГБ от 9 октября — «О мероприятиях по усилению борьбы с оуновским подпольем и ликвидации банд ОУН в западных областях Украинской ССР». В начале следующего, 1945 г. аналогичное постановление вынуждено было принять и ЦК КП(б) Украины .
Даже после окончания войны вооруженное сопротивление украинских экстремистов на Волыни, во Львовской, Тернопольской, Дрогобычской, Станиславской областях не только не было сломлено, но даже усилилось, перекинулось за границу, охватив территорию Юго-Восточной Польши и Словакии. Потребовались скоординированные усилия органов госбезопасности трех стран, мощных армейских группировок для того, чтобы ликвидировать отряды бандеровцев за пределами СССР, да и то лишь к началу 1949 г. Тем временем не утихавшая в западных районах УССР борьба приобрела, в конце концов, политический характер и отрицательно повлияла на стремление Киева быстро провести коллективизацию, поскольку крестьяне, уже смирившиеся с неизбежным, как они понимали, вступлением в колхозы, все же не делали этого из-за вполне реальной угрозы погибнуть от пуль бандеровцев.
Поставленный перед жестким и суровым долгом любой ценой провести коллективизацию, Хрущев нашел видившийся ему, судя по всему, единственно приемлемым выход. 10 февраля 1948 г. он внес на рассмотрение ПБ предложение, носившее поначалу чисто региональное значение — о необходимости применения упрощенной процедуры высылки всех тех, кто отказывался вступать в колхозы, а также в той или иной степени был связан с сепаратистским подпольем.