Правительство перестало быть препятствием для президентской власти.
Особенно после 2003 года, когда партия в поддержку Путина (сейчас она переименована в «Единую Россию») получила абсолютное большинство голосов, правительство перестало быть препятствием для президентской власти. Во всех странах законодательный надзор ослабевает, когда президент и правительственное большинство принадлежат к одной и той же партии. Но при Путине неофициальные препятствия для такого надзора были особенно заметны. Дума отказалась проводить расследования взрывов жилых домов 1999 года и проголосовала за то, чтобы опечатать все материалы, касающиеся инцидента в Рязани, на семьдесят пять лет. Тем не менее некоторые депутаты пытались вести самостоятельные расследования. Один умер, скорее всего, от отравления. Второго застрелили на улице.
Чтобы централизовать партийную систему, Путин уговорил Думу изменить правила голосования на ее выборах до системы простого пропорционального представительства. Ранее половина депутатов избиралась пропорционально по партийным спискам, в то время как другая половина баллотировалась в отдельных округах.
Некоторые депутаты, представляющие отдельные округа, показали нежелательную независимость. Уверенный в том, что всегда сможет подобрать под себя оппозиционных лидеров, Кремль предпочитал систему, например, закрытого списка пропорционального представительства, применяемую партийными лидерами. Чтобы маленькие партии держать в стороне, порог мест был увеличен с 5 % до 7 % голосов по стране.
Нервничая из-за оппозиции, власти ужесточили правила проведения уличных шествий и усложнили процедуру созыва национальных референдумов. При Путине демонстранты часто объединялись, их арестовывали. Партиям, находящимся в немилости у Кремля, было отказано в регистрации, а газеты предупредили, чтобы не делали о них никаких сообщений. «Если нет партии, – объяснил представитель правительства, – невозможно о ней ничего написать». Вместе с «Единой Россией» правительство установило дисциплину. Законодатели-новички партий были вызваны в Кремль, по словам одного из них, их отругал помощник Путина за то, что «они вели себя, как будто они избранные представители», и дал указание «просто голосовать, как сказали». Более затруднительные процедуры регистрации были введены для неправительственных организаций, а официальная Общественная палата, созданная для обсуждения социальных вопросов и представлявшая собой «гражданское общество», состояла из людей, придерживающихся умеренных взглядов.
Даже судебная система, которую Путин как юрист, казалось, так страстно начал реформировать, все сильнее подчинялась Кремлю. Процедура возбуждения уголовных дел в отношении судей упростилась. Хотя они и назначались пожизненно судейской коллегией, состоящей в основном из других судей, президент выбирал председателя каждого суда, который распределял дела между судьями, решал кадровые вопросы, влияя на продвижение по карьерной лестнице и мог возбуждать разбирательства по причине их увольнения. Такие назначения были проверены бывшим санкт-петербургским коллегой Путина Виктором Ивановым. В 2005 году двое судей обвинили главного судью Москвы, что он их уволил, потому что они сопротивлялись давлению подчиниться властям. В 2008 году первый заместитель председателя Высшего арбитражного суда заявила, что кремлевский чиновник сделал ее повторное назначение зависимым от изменений антиправительственного постановления. В одном отношении судьи действительно продолжали следовать предсказуемым правилам: они по-прежнему оправдывали только 1 % обвиняемых в уголовных преступлениях.
Авторитарным был скорее стиль правления Путина, чем само государство.
Критики видели в такой концентрации власти схожесть с авторитарным государством. Однако то, что было авторитарным, было скорее стилем правления Путина, чем самим государством. Он изменил формальные политические институты сравнительно мало. Когда позже у него были голоса, чтобы внести поправки в конституцию, он почти педантично отказался это сделать. Значительные изменения правил, которые действительно имели место, например, при назначении губернаторов и введении пропорционального представительства в думских выборах, вряд ли бы означали тиранию, а многие новшества, которые подвергались резкой критике в России, отражали основные черты, найденные во многих респектабельных демократиях (см. главу 10). Более строгие законы устанавливали штрафы за получившие широкое распространение акты экстремизма и уполномочивали агентов спецслужб уничтожать террористов за рубежом. Но по большей части не разработкой авторитарных институтов, а применением и злоупотреблением своими полномочиями была довольна команда Путина в преобладающих демократических рамках. Уверенные в общественной поддержке, они не выказывали должного терпения по отношению к оппозиции и не стремились к честной игре.
Разумное объяснение Путина по поводу такой централизации власти очень простое: было жизненно важно обеспечить порядок и восстановить эффективность государства после потрясений 1990-х годов. Только сильное централизованное государство могло защитить население и привести к экономической модернизации.
Но разве бюрократия действительно стала более эффективной и безопасной для населения? Государство, безусловно, возросло. За восемь лет, которые Путин находился на посту президента, было принято на работу около 363 000 чиновников, в основном это были федеральные агенты, базирующиеся в регионах. Правоохранительные органы росли как грибы после дождя. В США было двое судей и прокуроров на десять тысяч жителей. Когда к власти пришел Путин, в России было восемь судей; когда он ушел с поста – их стало 14. Расходы федерального бюджета на сотрудников правоохранительных органов и национальной безопасности выросли с 4 миллиардов долларов в 1998 году до 26 миллиардов долларов в 2007 году.
Несмотря на этот приток ресурсов, большинство признаков говорят о том, что государство стало не более, а менее эффективным. Меньше, чем при Ельцине, было построено жилья, проложено дорог, водопроводов и газопроводов. Число действующих государственных школ и общественного транспорта уменьшалось. Реформирование систем образования и здравоохранения неоднократно откладывалось. Только 22 % россиян считают, что было меньше коррупции и воровства среди руководства страны при Путине, чем при Ельцине; 71 % думают, что все было на том же уровне или даже больше. Глава Следственного комитета Министерства внутренних дел сказал, что число преступлений, связанных с коррупцией, удвоилось в период между 1997-м и 2007 годом. Что касается безопасности граждан, мало кто видел какие-либо улучшения. Каждый год при Путине намного большее число респондентов сообщали, что работа правоохранительных органов ухудшилась, а не улучшилась, и еще больше человек ответили, что ухудшилась их личная безопасность. Хотя к официальной статистике преступности необходимо относиться с крайней осторожностью (см. главу 10), она рисует сходную картину. Количество преступлений, зарегистрированных при правлении Путина – 3,1 миллиона в год, при Ельцине – 2,6 миллиона. Между тем количество обвинительных приговоров за зарегистрированные преступления снизилось с 0,36 при Ельцине до 0,31 при его преемнике.
Путин ворвался на политическую арену на фоне волны паники, вызванной терроризмом, и пообещал обеспечить безопасность. На самом деле при Путине страна перенесла свои самые кровавые происшествия. В октябре 2002 года группа, состоящая в основном из чеченских боевиков, захватила театр на Дубровке в центре Москвы во время исполнения мюзикла «Норд-Ост» и пригрозила всех взорвать. В сентябре 2004 года группа боевиков захватила школу, полную детей, в северо-осетинском городе Беслане. Как минимум 129 человек погибли во время первого захвата и минимум 334 человека, многие из которых дети, погибли во время второго захвата. Оба раза федеральные войска штурмовали захваченные места и были позже обвинены в том, что очень много человек погибло. После Дубровки председатель Московского городского комитета по здравоохранению сказал, что почти все жертвы погибли не от рук террористов, а от газа, который распылял спецназ для обезвреживания боевиков. После случая в Беслане местные жители говорили, что многие были убиты войсками спецназа, штурмовавшими школу. По данным опроса, проведенного в 2006 году, 52 % респондентов согласились, по крайней мере частично, с тем, что «бездействие и халатность» со стороны властей способствовали такому большому количеству погибших в результате террористических захватов на Дубровке и в Беслане.