Генерал-майор Крис Тирьон, бывший заместителем начальника штаба военной разведки, сказал нам, что для него и его коллег содержание речи де Клерка было полной неожиданностью и что НРС предала африканеров [1097] . В 1992 г. де Клерк уволил его в числе более чем нескольких десятков высших офицеров армии. С конца 1990-х годов он заведовал рестораном в Претории. Бизнес шел успешно, но профессиональные навыки Тирьона, в отличие от профессиональных навыков его коллег из секретных служб, остались невостребованными.
В своих воспоминаниях фан Зейл Слабберт негодует по поводу того, что в биографическом очерке Т. Мбеки, написанном Э. Пахадом и В. Эстерхейзе, нет упоминания о Сириле Рамапосе, Рулофе Мейере и других участниках многосторонних переговоров о конституционном будущем страны (КОДЕСА). Дело представлено так, словно Мбеки провел все переговоры единолично, в то время как даже на заседаниях КОДЕСА он бывал редко. Обижало Слабберта и то, что в биографии не были упомянуты встречи АНК с африканерами, организованные ИДАСА. Он задавался вопросом о том, от чьего имени действовал Мбеки, если даже Мандела не знал о его встречах. И от чьего имени действовали те, кто с ним встречался, если, как пишет Слабберт, развитие событий было сюрпризом даже для истеблишмента служб безопасности [1098] .
Но для руководства НРС развитие событий сюрпризом не было. И биографы Мбеки в данном случае правы: именно на встречах с руководством НРС представители АНК во главе с Мбеки поняли, что африканеры всерьез готовы отдать власть, обговорили первые самые важные условия этой передачи – те, на которых АНК только и мог пойти на переговоры, и договорились о создании структур, которые начали проводить эти решения в жизнь. Мбеки оставил выработку деталей будущей конституции на заседаниях КОДЕСА другим. И, при всей их политической и психологической важности, встречи, организованные ИДАСА в Дакаре и Леверкузене, добавили мало нового в те тайные дискуссии, которые Мбеки и его коллеги вели с бизнесменами, а затем и с представителями Национальной разведывательной службы. Участники этих тайных дискуссий и с той и с другой стороны рисковали, но риск оказался оправданным.
Нет никакого сомнения в том, что без десятилетий борьбы и жертв АНК, без международного давления и санкций, без международной помощи АНК переговоры никогда бы не состоялись и что верхушка африканерской элиты вряд ли пошла бы на них. Но тот факт, что из всей этой верхушки инициаторами переговоров стали именно представители Брудербонда и НРС, свидетельствовал и о глубочайшем кризисе режима.
Изменение отношения разных кругов южноафриканской политической элиты к СССР стало одним из проявлений и признаков этого кризиса. Доктрина «тотального наступления» была одним из краеугольных камней африканерского мировидения, и, как только этот камень вынули из фундамента, здание рухнуло. Когда это произошло и почему?
Судя по материалам прессы и парламентским дебатам, перемены в политике СССР южноафриканцы заметили далеко не сразу. Вернее, заметили – их обсуждали на Западе, – но не поверили в их значимость. С 1988 г. ситуация начала меняться.
Еще в октябре 1987 г. Магнус Малан говорил: «… ситуация в Мозамбике ухудшилась из-за того, что он находится в тисках Советского Союза… СССР считает Мозамбик одним из орудий для достижения своих целей в ЮАР», и «… трагедия Анголы заключается в том, что ее правительством руководит Москва и Москва использует Анголу как трамплин для достижения главной цели – ЮАР». Но 5 марта следующего года тот же Малан выступил в прессе с предложением к советскому руководству о двухсторонних переговорах по Анголе напрямую и без других участников. Ф. Нeл писал, что Малану поручили сделать это заявление, так как считалось, что для Москвы именно позиция военных в этом вопросе будет решающей [1099] .
Вряд ли такое предложение было сделано всерьез. Скорее всего, это был пропагандистский трюк, направленный на то, чтобы доказать Западу, что СССР не стремится к мирному урегулированию. Как по форме, так и по содержанию предложение было для советского руководства совершенно неприемлемым. Советская сторона публично раскритиковала и отвергла его, ответ СССР и не мог быть иным. Но даже при этом оно отражало существенный сдвиг в позиции руководства ЮАР: годом ранее такие предложения были бы немыслимы.
Что же произошло за несколько месяцев, с октября 1987 по март 1988 г.? И что из событий 1988 г. убедило руководство ЮАР в том, что советского «тотального наступления» – если оно и было, – больше не будет?
Нет никакого сомнения в том, что важнейшим фактором, изменившим ситуацию в конце 1987-го – начале 1988 г., стала осада Куито-Куанавале. Войска УНИТА и южноафриканцы осаждали его осени 1987 г., но так и не взяли. Именно в марте началось успешно наступление кубинцев и ФАПЛА на юге Анголы.
Решающее значение в этих боях имело преимущество ангольской армии в воздухе, обеспечивавшееся советскими МиГами. Затруднения южноафриканской армии в Анголе не признавались, и даже о самом существовании таких затруднений не упоминалось. Малан говорил, что с военной точки зрения операция южноафриканской армии «была фантастическим достижением». ФАПЛА, утверждал он, потеряла от 7 до 10 тыс. человек и оборудования на 1 млрд долл., «но Советы поставили еще более совершенное оборудование…» [1100] .
Военному руководству ЮАР стало ясно, что военным путем УНИТА к власти не привести, и уже в начале 1988 г. было объявлено, что южноафриканские войска будут выведены из Анголы и что их задачей является только сдерживание ФАПЛА и улучшение позиций УНИТА для переговоров [1101] . В действительности южноафриканские войска были выведены значительно позже, но от Куито-Куанавале им пришлось отойти на юг страны.
Официальным поводом для предложения Малана было выбрано не это отступление, а заявление советского правительства о намерении вывести советские войска из Афганистана. Тот факт, что 15 мая 1988 г. вывод войск действительно начался, не мог не произвести глубокого впечатления на мировосприятие белых южноафриканцев, которым десятилетиями твердили, что агрессия – это естественный modus operandi СССР.
Определенное значение в изменении отношения к СССР имело и нараставшее давление западных стран на руководство ЮАР. В июле 1985 г. американский Chase Manhattan Bank отказался продлевать краткосрочные займы ЮАР, что немедленно привело к оттоку капиталов и падению ранда. С 1980 по 1986 г. английские капиталовложения в ЮАР сократились вдвое. В 1986 г. США ввели санкции против ЮАР, предусматривавшие запрет на новые капиталовложения, займы и экспорт нефти. Страны Британского содружества также одобрили решительные санкции против ЮАР [1102] . Это давление вызвало у правящей верхушки ЮАР ощущение, что союзники ее предают, и к 1988 г. многим ее представителям стало казаться, что установление отношений с СССР – едва ли не лучший выход из тупика. То же выступление Малана, например, было полно выпадов против США [1103] , и Нел считал даже – безусловно, ошибочно, – что причиной неприемлемости предложения Малана для перестроечного руководства СССР было то, что в нем слишком много антиамериканской риторики [1104] .