Бывший посол СССР в США, известный советский дипломат, А. Ф. Добрынин писал: «… Ангольский вопрос становился одним из серьезных раздражителей в советско-американских отношениях. Ангола, как справедливо заметил Форд, не представляла ни для США, ни для СССР особой ценности. Однако тут решающую роль сыграли идеологические соображения. Москва фактически пошла на поводу у кубинцев и руководителей МПЛА, поддержав „национально-освободительную“ борьбу в Анголе. По существу же, речь шла о бесперспективной гражданской войне, в которую оказались втянуты СССР и США. Этот конфликт в далекой Анголе постепенно превратился в один из наиболее видимых региональных пунктов противостояния друг другу, хотя он и не отвечал действительным национальным интересам США и СССР. Больше того, он наносил серьезный ущерб советско-американским отношениям, что было гораздо важнее» [1152] .
Коллега Добрынина и Адамишина, дипломат А. П. Барышев, оценивал и общую ситуацию на Юге Африки иначе. «Факты показывают, – писал он, – что фронтальное наступление на разрядку начали именно США, развязав при Форде и Клинтоне новый виток гонки вооружений… Составной частью этого наступления был и курс США на укрепление позиций империализма в стратегически и экономически важных регионах: на Ближнем и Среднем Востоке… а также и на Юге Африки, где национально-освободительное движение впервые стало угрожать господству португальских и южноафриканских колонизаторов-расистов. Хорошо известно, что в 50-60-х годах прошлого века на Юге Африки под покровительством и при прямой поддержке США, Англии и ФРГ был создан реакционный военно-политический блок Претория– Солсбери-Лиссабон… Участники этого блока проводили координированные военные операции против Анголы, Мозамбика, Южной Родезии и Намибии. Главная цитадель расизма – ЮАР – рассматривалась США как „фактор силы“, подпиравший всю систему колониализма и неоколониализма в Африке… К тому же многочисленные официальные и секретные соглашения, заключенные США, Англией и ФРГ с расистскими режимами в Претории и Солсбери, фактически распространяли на Южную Африку сферу оперативной деятельности НАТО» [1153] .
Соответственно и о программе Адамишина Барышев писал: «На Юге Африки „идеи социализма дискредитированы“ – так, например, звучало одно из важнейших положений разработанной в декабре 1986 г. под руководством Адамишина „концептуальной записки“ в ЦК, авторами которой были заведующие двух африканских отделов МИД, В. М. Васев и Ю. А. Юкалов. Были в записке и другие „откровения“, как то: „ход событий складывается не в пользу национально-освободительных движений“ (это в то время, когда на Юге Африки эти движения приобрели, пожалуй, наибольший размах), „до краха апартеида еще далеко“ и поэтому надо укреплять „уже налаженные закрытые контакты“ с представителями расистского режима ЮАР и идти на новые встречи с „официальными представителями“ этой страны и т. п. При всем этом выражалось ставшее уже традиционным для мидовцев опасение в том плане, что если СССР будет продолжать поддержку национально-освободительных движений, то США непременно воспользуются этим, „чтобы тормозить решения интересующих нас вопросов на магистральных направлениях, включая разоружение“» [1154] .
Столь противоположные оценки вполне отражали и суть, и дух дискуссий конца 80-х годов. Кто был прав – читатель рассудит в зависимости от своих убеждений. Однако ясно, что без программы А. Л. Адамишина, без заложенного в ней видения мирное урегулирование ангольско-намибийского конфликта не состоялось бы, и судьба национально-освободительных движений, особенно после распада СССР, могла бы быть совершенно иной. И если бы советские внешнеполитические ведомства не заботились о реакции Запада на шаги СССР в третьем мире, то отнюдь не исключено, что ситуация в Анголе могла бы перерасти в значительно более крупный военный конфликт. Даже если бы СССР остался на той позиции, что добиться урегулирования в Анголе можно, только покончив сначала с апартхейдом, то и это, скорее всего, привело бы к такому же результату.
Можно только гадать, что произошло бы, если бы СССР не отклонил, например, призывы кубинцев нанести «бомбовые или иные удары по базам ЮАР в Анголе или аэродромам в Намибии», или перейти от оборонительных действий в отношении ЮАР к наступательным, в том числе и в Намибии [1155] .
Коллегия МИД завернула предложенную Адамишиным программу: она была слишком радикальна и не была согласована с ЦК КПСС. Но ее начали воплощать постепенно, докладывая в высшие инстанции министерства об отдельных аспектах. Новая программа, выдержанная в том же ключе, была принята коллегией МИД только в конце 1987 г. А решение ЦК по ней вышло еще спустя восемь месяцев, когда урегулирование уже шло полным ходом [1156] .
В ЮАР много писали и говорили о том, что СССР полностью перевооружил ангольскую армию после того, как она потеряла огромное количество оружия в ходе неудачного наступления в середине 1987 г. Но Адамишин утверждает, что именно с этого момента отношение советского руководства к поставкам изменилось. Первоначальная заявка ангольцев не была удовлетворена полностью, решено было поставлять больше оборонительного, а не наступательного оружия, не поставлять новейшую технику и обращать больше внимания на поддержание, а не на замену техники. Как пишет Адамишин, при обосновании этих ограничений «упирали на экономическую сторону». Это было важным свидетельством линии на мирное урегулирование. «Что могло служить более убедительным сигналом нашим друзьям? – спрашивал Адамишин. – … Что могло более эффективно повлиять на позиции Анголы, Кубы и не только их?» [1157]
Были и другие «сигналы». Так 11 ноября 1987 г. сразу после празднования 70-летия Октября, на котором присутствовали представители руководства и Анголы и Кубы, по одной из программ советского телевидения прошла получасовая программа об Анголе, в которой рассказывалось о коррумпированности аппарата, о том, что среднее его звено открыто саботирует решения руководства МПЛА, о колоссальной инфляции. Критиковалось и само руководство [1158] . Прежде такие передачи были немыслимы.
«Сигналы» не означали, конечно, отказа от поддержки союзников. Поддержка военных действий и в 1987 и в 1988 гг., как мы видели, не только продолжалась, но и активизировались, хотя необходимость участия СССР в переговорах по Югу Африки стала ясна уже к началу 1987 г. Адамишин описал советскую позицию словами: «вперед, но осторожнее». Ангольцам советовали «избегать ненужных столкновений с ЮАР, не доводить дело до прямой конфронтации, ни при каких обстоятельствах не переходить границу с Намибией» [1159] .
Возможность участия СССР в переговорах по Югу Африки обсуждалась с ангольцами и кубинцами как раз во время празднования 70-летия Октября. Представители советского МИД знали, что и те и другие сепаратно встречались с американцами, и предложили четырехсторонний формат переговоров: Ангола – Куба – ЮАР – США [1160] .
Обсуждалась возможность участия СССР в переговорах по Анголе и с АНК. А. Ф. Добрынин поднял этот вопрос во время встречи с Оливером Тамбо в мае 1987 г. О том, что в переговорном процессе силам, боровшимся против апартхейда, была необходима поддержка Советского Союза, говорил во время своего визита в СССР в октябре 1987 г. и Джо Модисе, командующий Умконто [1161] .