18.11.1987. Описать то, что произошло за эти два дня (16 и 17 ноября) трудно, нужно все это пережить. Мы сейчас сами не понимаем, как мы остались живы и вырвались из этого пекла… [Речь идет о беспорядочном отступлении ангольской армии, а с ней и советских советников. – А. Д., И. Ф. ] Мы приготовились к самому худшему. Собрали вещмешки, сожгли ряд документов и бумаг. Решено было в случае прорыва юаровцев сжечь наш БТР, БРДМ, две машины и уходить пешком через шану и до Куито… Анатолий Михайлович Артеменко был очень уравновешенный и трезво мыслящий человек, и, когда комбриг… прибежал к нему с вопросом: «Что же делать?»… Ана-толий Михайлович четко руководил всем процессом, и только благодаря ему, я считаю, мы вырвались из окружения… Именно по его приказу ангольцы выстроили в ряд шесть «зеушек» – ЗУ-23-2 и открыли огонь по юаровцам… благодаря шести ЗУ-23-2, выстроенным в один ряд, было отбито четыре атаки юаровцев… [546]
26.11.1987… По радио мы услышали, что в ООН принята резолюция, обязывающая ЮАР до 10 декабря вывести все свои войска из Анголы. Чихать они хотели на эту резолюцию… Потом наткнулись на передачу из ЮАР, они транслировали речь… Питера Боты. Суть этой речи сводилась к тому, что ЮАР не допустит распространения коммунизма на юге Африки, будет заботиться о своей безопасности и выведет войска из Анголы только после того, как из страны уйдут кубинцы и русские [547] .
В песне, написанной в Анголе И. А. Ждаркиным, были такие слова:
Куито, Ломба – там мы воевали,
Своею жизнью часто рисковали…
УНИТА нас долбила слева, справа,
И не свернешь, тут яма, там канава.
И самолеты из ЮАР летали
И бомбы нам на головы кидали [548] .
И несмотря на все это, отношение Ждаркина к южноафриканцам вообще и к южноафриканской армии в частности отнюдь неоднозначно – враг он и есть враг. Они стремились уничтожить и самого Ждаркина, и его коллег и товарищей, и все же он пишет: «Я не хочу говорить что-нибудь плохое про юаровцев, потому что воевали они хорошо и грамотно, они были белые, и к нам юаровцы относились, как к белым… Самое смешное, что и белые кубинцы говорили – мы, как говорится, готовы пожать лапу белым юаровцам. Может, это и расизм. Но ведь и черные с обеих сторон относились друг к другу так же. Кроме всего прочего, мы ведь были солдаты и выполняли каждый свои задачи» [549] . «Относились, как к белым» – это сказано об ультиматуме, который южноафриканцы прислали советским советникам перед наступлением 11 марта 1988 г.: «Советские, уходите из Куито-Куанавале, мы вас не хотим трогать». Интерпретация Ждаркина: «Мы не хотим вас трогать. Вы – белые, наши братья, как говорится. В открытую. То есть, уходите, пожалуйста. Мы сейчас будем долбать этих ангольцев» [550] .
Казалось бы, действительно расизм, поскольку об ангольцах – как о военных – Ждаркин писал далеко не столь уважительно. Но профессионализмом кубинцев он столь же неизменно восхищается. А вот что он пишет о чернокожих бойцах СВАПО: «О бойцах СВАПО могу отозваться только с самой положительной стороны. Они приезжали к нам, и сам я встречался много раз с бойцами СВАПО и с нашими специалистами… [551] Подготовка и моральный дух сваповцев не шли ни в какое сравнение с ангольскими войсками. Один только тот факт, что бойцы СВАПО очень редко попадали в плен. Только в состоянии тяжелого ранения, контузии и т. д. Обычно если погибал сваповец, то с ним погибало несколько юаровцев. А унитовцы просто боялись сваповцев» [552] .
К тому же Ждаркин отнюдь не одинок в своих суждениях. Та же нотка прозвучала и у Коломнина. Он писал, что за месяц до освобождения представитель администрации тюрьмы, где сидел Пестрецов, неожиданно предложил ему захоронить останки жены и трех других соотечественников. Оказалось, что южноафриканцы вывезли из Анголы тела убитых в том бою советских граждан и хранили их в одном из моргов города. «Трудно сказать, зачем это им было нужно, – продолжал Коломнин. – Может быть, рассчитывали в случае чего обменять на своих? Или просто из уважения к белому человеку, погибшему по их вине? Во всяком случае, южноафриканцы уважение к своим мертвецам демонстрировали неоднократно» [553] .
А вот замечание другого ветерана, Б. Г. Путилина: «Т-34 чем был хорош – африканец мог им управлять» [554] .
Много чего в этих суждениях. И досада на неумелость ангольцев. (Маргелов писал, например, что «у ангольских бойцов страх перед юаровцами был на генетическом уровне»). [555] И гордость за то, что отнюдь не слабый противник признает их равными себе. И обида на Родину, не ценившую их заслуг так, как это делал противник. Но и политические перемены тоже. К концу 1980-х годов перемены в политическом климате обеих стран и в мире в целом, как и углубление переговорного процесса по конфликту на Юго-Западе Африки, привели и к подспудному изменению взаимных представлений и отношения к противнику даже на фронте.
Нам довелось поговорить только с одним южноафриканским ветераном ангольской войны. Мы встретили его в белом африканерском поселке Орания. Имени своего он не назвал и, как нам сказали потом, своими воспоминаниями о той войне никогда и ни с кем не делился, да и вообще был неразговорчив. Но внимательно выслушал наш рассказ о публикациях советских ветеранов ангольской войны и о созданном ими Союзе ветеранов Анголы. Произнес всего одну фразу: «Они хорошо воевали». И исчез.
А полковник Ян Брейтенбах, командовавший тем самым страшным 32-м батальоном, прозванным «Буффало» – самый уважаемый южноафриканскими ветеранами командир той войны – написал в ответ на просьбу о переводе на русский язык его воспоминаний о недавней поездке в Анголу по следам боев: «Я не возражаю, пусть они переводят. Война окончена, и клинки вложены в ножны. Солдаты никогда не таят зла – только политики, и именно они первыми развязывают войны» [556] .
ЮАС разорвал консульские отношения с СССР в 1956 г. Восстановлены полные дипломатические отношения между двумя странами были лишь через три с половиной десятилетия. Но прямые связи между КПСС и южноафриканскими коммунистами были восстановлены гораздо раньше, всего через несколько лет.
С конца 1930-х годов и до 1960 г. прямых межпартийных отношений между ЮАКП и КПСС не существовало, хотя во время войны и после нее коммунисты тесно сотрудничали с советским консульством и даже составляли для него записки о положении в стране и в партии. Возможно, были и какие-то иные каналы. Во всяком случае, в Москве знали, кто участвовал, а кто не участвовал в воссоздании партии в подполье за семь лет до первого визита представителей ЮАКП в Москву [557] .
Межпартийные связи осуществлялись через компартию Великобритании. Через нее ЮАКП получала советскую партийную литературу, ей передавала информацию о своих внутрипартийных делах [558] . Она даже давала характеристики южноафриканским коммунистам, которые получали приглашения от различных советских организаций посетить СССР или выражали такое желание сами [559] . Южноафриканские коммунисты, посещавшие СССР в 50-е годы, с руководством КПСС не встречались, по крайней мере официально.