Когда у нас было свободное время, мы садились на метро и ехали на берег Москвы-реки, смотрели, как народ ловит рыбу, мирно играют дети. Мы гуляли в восхитительных московских парках и по Пушкинской площади и удивлялись тому, что русские всех возрастов стоят в очереди за мороженым. Все эти и многие другие впечатления подтверждали, что русские жили в удобстве, и не знали, что значит быть бездомным. Это заставило нас вспоминать дом и напоминало слова о «новом Иерусалиме», который описывал Гумеде в 1927 г.
Это не значит, что во время нашего пребывания в Москве мы видели только светлую сторону жизни. Наше восприятие определялось многими вещами, не только экскурсиями. Мы видели пьяных в пабах… Нас поразило, что некоторые люди все еще носили военные медали и с гордостью говорили нам по-русски, что они заслужили их во Второй мировой войне [867] .
Но началась эпоха Горбачева. Нгкулу пишет:
...
Пока мы были в Москве, Генеральным секретарем КПСС, т. е. де факто главой правительства СССР, был избран Михаил Горбачев… Реформа коснулась даже обыденных сторон жизни, таких, например, как время продажи алкоголя. Пивные ларьки на углах московских улиц были закрыты совсем, а винные магазины начали закрываться раньше. Москвичи бросались в магазины, чтобы успеть до закрытия, выстраивались очереди. В результате люди изобрели что-то новое, чтобы достать водку и пиво. Наша ангольская практика покупки алкоголя на черном рынке вдруг снова пригодилась… Мы махали таксистам и, когда они останавливались, просто говорили «tovarish, vodka, spasibo». Цена водки поднялась до 15 руб. Учитывая наши скромные ресурсы, покупка алкоголя стала проблемой [868] .
И это было не единственным, что не вызывало восторга. Ни для кого не было секретом низкое качество советских товаров и продуктов. Так, с одной стороны, отношение к советской военной форме было уважительным – по ассоциации с тем что за ней стояло. Нгкулу писал, что ее носили бойцы Умконто старшего поколения: «Мы восхищались этими товарищами, одетыми в советскую военную форму, которые маршировали, высоко поднимая прямые ноги и вытягивая носки, что свидетельствовало о высоком уровне физической подготовки, – и стремились сами побывать в этих условиях» [869] .
Но с другой стороны, бойцы нового поколения предпочитали более удобную одежду. «Лучшая обувь и гражданская одежда, – рассказывал Нгкулу, – прибывали из Скандинавских стран и от Голландского движения против апартхейда. Она была лучшего качества и напоминала то, что мы носили в Южной Африке… Одежда из социалистических стран не годилась для наших условий и не подходила нам, как южноафриканцам, привыкшим к определенному стилю и брэндам. Из продуктов мы получали рис, яичный порошок, овсянку, мясные и рыбные консервы, чай, сахар, бобы. По большей части продукты были свежими и питательными, но иногда консервные банки оказывались негерметичными или проржавевшими». По окончании курса бойцам выдавали форменную одежду других стран, например, кубинскую или чешскую, «которая была лучше русской формы цвета хаки, ассоциировавшейся со статусом курсанта» [870] .
К теме одежды Нгкулу возвращается не раз. «В мае 1978 г. Революционный совет ввел политику „групп сорока“, – пишет он. – Это были специально отобранные группы, которые направлялись в ГДР для специализированной подготовки. Каждую такую группу из сорока человек можно было отличить по красным тренировочным костюмам, которые они получили для ежедневных тренировок в Восточной Германии… Те, кого отбирали [для поездки на учебу в ГДР. – А. Д., И. Ф. ] были очень рады и предвкушали жизнь в Европе. Большинство ожидали, что вернутся с хорошими вещами, такими как часы или одежда, купленная по собственному выбору. Особенно завидовали им те, кого посылали в Советский Союз или Болгарию» [871] .
Носизве Нокве колоритно рассказывала, чем отличается Баку от Москвы: «В Баку нас приглашали к себе домой преподаватели, а в Москве – нет. В Москве была вода 24 часа в сутки, а в Баку этого никогда не было. И в Баку нужны были специальные контакты, чтобы достать что бы то ни было. Я никогда не стояла там в очереди. Позвонишь – и тебе все принесут в общежитие [подразумевается по завышенной цене или за валюту. – А. Д., И. Ф. ]. А в Москве так не получилось, приходилось стоять в очередях. Мы думали, что в Советском Союзе равенство, коммунизм и социализм. То, что мы увидели, было большим шоком. К нам относились неплохо, но по-другому. В Баку бывали случаи, когда били юношей-иностранцев, если они встречались с азербайджанками. Но это случалось редко. Когда я уехала, слышала много ужасных историй о том, как плохо стали относиться к африканцам. Но при мне этого не было. И ни у кого я не видела разочарования в нашей борьбе» [872] .
Многие тяжело переносили перемену в климате, особенно русскую зиму. О морозах писали и говорили все, кому довелось их испытать. Мвези Твала возвращался к этой теме неоднократно. По выходе из самолета, пишет он, «… я впервые почувствовал, что такое русская зима. У меня перехватило дыхание… Нам приходилось тренироваться при температуре ниже нуля, до минус двенадцати по Цельсию, с ветром, в условиях, которые мы даже не могли себе представить. Трудно объяснить кому-то, кто не испытал русской зимы, насколько она тяжела! А для африканца, который только что приехал из страны, расположенной почти на экваторе, это просто пытка! Нужно надевать две пары толстых носков, после этого перевязывать каждую ногу куском материи. Потом надевать зимние ботинки, которые покрыты внешним фетровым ботинком с резиновой подошвой и носком. Белье было шерстяное, типа „лонг джон“, поверх него – тренировочный костюм, поверх него – стеганые куртка и брюки типа пухового одеяла. И толстый кожаный ремень, который удерживал все это. А сверху традиционная русская меховая шапка. Трудно было бегать во всем этом: поначалу я чувствовал себя совершенно усталым просто от ношения этой одежды, да еще рюкзака, пехотной лопатки, фляги с водой, газовой маски, амуниции и оружия!» [873] .
Но эти трудности вызывали ненависть не к Советскому Союзу, а к режиму ЮАР. Джеки Седибе, ставшая позже первой женщиной-генералом в армии ЮАР, вспоминала: «Управлять радиоаппаратурой в перчатках было нельзя. Когда я закончила передачу, руки у меня были синими, но это научило меня силе воли. Я очень хотела вернуться тогда в Южную Африку. Я чувствовала, что те, кто заставил меня уехать так далеко от дома, в такую холодную страну, должны заплатить. Я так отчаянно хотела отомстить им тогда» [874] .
Несмотря на тесные отношения между АНК и Советским Союзом, наша страна упоминалась в официальных материалах и документах АНК нечасто, обычно в связи с обращениями и заявлениями АНК и ЮАКП по поводу юбилеев, годовщин, съездов КПСС и других официальных торжеств, в которых делегации этих организаций участвовали. Одним из таких случаев был визит Н. В. Подгорного в страны Африки в 1977 г. АНК издал по этому случаю Заявление, в котором выражалась благодарность СССР за поддержку. «От имени миллионов борющихся людей Южной Африки Африканский национальный конгресс, – говорилось в нем, – приветствует нынешний визит президента [имеется в виду Председатель Президиума Верховного Совета СССР. – А. Д., И. Ф. ]. Союза Советских Социалистических Республик товарища Николая Подгорного на Юг Африки как важную веху в укреплении и консолидации отношений между народами Африки и Советского Союза и всей социалистической системы. Длительным эффектом исторического визита президента Советского Союза на курс политического развития Африки неизбежно станет оживление и укрепление антиимпериалистических сил на Африканском континенте, и в силу этого он станет важным вкладом в антиимпериалистическую борьбу народов мира в целом… Мы считаем… что настоящий визит нанесет новый удар по махинациям империалистов, поскольку у африканских народов будет возможность из первых рук узнать о желании и решимости Советского Союза остаться подлинным союзником и помощником народов Африки… Важные политические и военные победы были одержаны в этом регионе, несмотря на растущую поддержку фашистского режима здесь международным империализмом. Народы этого региона… понимают, что эти победы были одержаны при последовательной братской помощи Советского Союза, других социалистических стран и прочих прогрессивных сил, которые оказали значительную поддержку неустанным усилиям Организации африканского единства и всех прогрессивных сил Африканского континента» [875] .