С подачи КПСС создаются: специализированная промышленно-экономическая газета «Экономическая жизнь», «Социалистическая индустрия», «Советская торговля», «Советская авиация», будущий флагман перестроечной прессы газета «Московские новости» и «Советская Россия». Впрочем, сам доклад Хрущева о культе личности так и не появился в те годы ни в одном советском периодическом издании. Но основные его положения все же изложила после съезда газета «Правда» в редакционной статье «Почему культ личности чужд духу марксизма-ленинизма?» Так периодика положила начало общественным дискуссиям по этой проблеме. «Правда» Украины почти два года публиковала материалы о внутрипартийной жизни и стилях работы партийных организаций республики. А «Известия» занялись вопросами расширения прав республик и автономных областей в хозяйственной и культурной сферах.
К началу 60-х на страницах прессы стала обсуждаться и экономическая реформа. Великим редактором оттепели многие называли Алексея Аджубея, пять лет – с конца 50-х и до отставки Хрущева – возглавлявшего «Известия». До него считалось, что ни на что, кроме написания банальностей банальными словосочетаниями, «Известия» уже не способны. При Аджубее газета стала популярной: как писал один современник, зайдешь в метро – у каждого «Известия». Газета была смелая, и журналистам многое позволялось. Как считалось, из-за того, что Аджубей был зятем Никиты Сергеевича.
Журналистка Алла Гербер вспоминала, как обнаружила в Туркмении, в Небит-Даг, подпольный публичный дом, который посещали все местные комсомольские и партийные боссы. Она провела там журналистское расследование и обнаружила, что работают в этом доме буквально рабыни, которых содержали эти самые местные партийные лидеры. Но написать о партийных руководителях она не решилась, тем более что сама не была членом партии и понимала – такое ни за что не напечатают. Поэтому решила написать о комсомольских руководителях. Прошла по их домам, поговорила с их женами, которые тоже жили как рабыни, написала статью «Не проходите мимо» и предложила в «Известия» Аджубею. И этот материал напечатали. Понятно, что, наверное, Аджубею позволялось больше, чем другим, при таком родстве. Но главное, для чего именно он использовал свои родственные связи. У него был потрясающий коллектив журналистов – Анатолий Аграновский, Элла Максимова, Ирина Овчинникова, Любовь Иванова и многие другие.
«Комсомольская правда» тоже начала свою звездную жизнь именно во времена оттепели, и ее первым редактором был все тот же Аджубей. Он изменил облик газеты, верстку газеты, стиль газеты, он изменил стиль самой журналистики. Газета стала яркой, очень активной, она повернулась лицом к жизни. Он очень следил за тем, какие там заголовки, сама манера подачи материала.
Для журналов оттепель началась с того, что Константин Симонов напечатал в своем «Новом мире» роман «Не хлебом единым» Дудинцева, после чего лишился поста главного редактора. К руководству журналом вновь после четырехлетнего перерыва вернулся Александр Твардовский. Четыре года спустя произошло кульминационное событие – вышел номер «Нового мира» с повестью Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Чтобы его издать, Твардовский пошел ва-банк, отправив Хрущеву рукопись с просьбой о поддержке. В результате одиннадцатый номер журнала за 1962 год пришлось допечатывать дополнительным тиражом. В начале следующего года «Один день Ивана Денисовича» перепечатал «Роман-газета», а летом он вышел отдельной книгой.
Литературная жизнь вообще оттаивала после смерти Сталина. «Юность» Валентина Катаева продвигала молодых и малоизвестных поэтов, и там же Василий Аксенов познакомил читателя с новым типом советской молодежи из романа «Звездный билет».
Но наряду с этим в конце 50-х годов развернулась травля Бориса Пастернака. Нобелевская премия, присужденная ему за напечатанного в Италии «Доктора Живаго», стала поводом для разгромных публикаций в «Литературной газете» и в «Правде». В итоге писатель отказался от награды и вскоре умер.
Если охарактеризовать хрущевское время одним словом, то его можно назвать юностью, в том числе юностью журналистики и литературы. В это время все двери открылись, и совсем молоденькая начинающая журналистка могла прийти в «Московский комсомолец» и сказать: «Здравствуйте, я хочу писать». И ей отвечали: «Пожалуйста, давайте, пишите. Вот вам задание». И не нужно было для этого никакого блата, никто не должен был звонить, никто не должен был рекомендовать.
Журнал «Юность» был создан в 1956 году и вскоре стал в какой-то степени лицом оттепели. В нем печатали стихи и Евтушенко, и Вознесенского, и Беллы Ахмадуллиной. Там же были и Григорий Горин, и Аркадий Арканов, и Марк Розовский. И даже после того как Хрущев в Манеже всех поставил, как он считал, на свое место, юность литературы и публицистики не закончилась. Андрей Вознесенский, когда скандал вокруг него обсуждали в Доме литераторов, сказал: «Ну, ничего, выкарабкались». А ему звонили иностранные журналисты и спрашивали Зою, его жену, не застрелился ли он.
Конечно, скандалы с Манежем и со встречей с писателями были спровоцированы командой силовиков и тех, кто понимал опасность для советской системы слишком большой свободы слова. Это была реакция на попытки Хрущева отменить цензуру – его самого ловко подвели к смене решения. Заодно это был сигнал для писателей и журналистов, чтобы не слишком расслаблялись. Но при этом ничего неожиданного для интеллигенции в таком резком повороте не было – все и так жили в постоянной уверенности, что свобода вот-вот сменится новым витком тоталитаризма.
И действительно, время было противоречивое: «оттепель» сопровождалась травлями, а разоблачение культа личности – замалчиваемыми трагедиями, как в Новочеркасске. То же самое было и в журналистике. В 1961 году в «Литературной газете» было опубликовано стихотворение Евтушенко «Бабий Яр». На следующий день по распоряжению секретариата Союза писателей заведующего отделом Феликса Кузнецова сняли с работы с выговором и занесением его в личное дело. Косолапова, который тогда был главным редактором, не сняли, но он тоже получил выговор. Впрочем, Кузнецова быстро взяли в другой журнал, а сам скандал притушили благодаря личному звонку Эренбурга Хрущеву.
Эта история со стихотворением Евтушенко очень показательна. Слово «холокост» тогда вообще не употреблялось, и над Бабьим Яром памятников не было. Роль же Союза писателей в раздувании шума и в карательных санкциях совсем не удивительна – в то время в нем верховодили сталинисты, поэтому он и возглавлял все скандалы и травли.
Интересно, что во времена Хрущева почти не было самиздата, он расцвел позже. А во время оттепели в этом как-то не было нужды – всех печатали, цензура очень мало что запрещала. К примеру, у Гроссмана не издали «Жизнь и судьбу», но зато напечатали его другие вещи, например «За правое дело», в том же «Новом мире». Журнал «Юность» напечатал «Бабий Яр» Кузнецова и многое другое. Издавали Некрасова и Аксенова, Шукшина и Войновича. Печатали всю поэзию. Подподушечное чтение началось уже во второй половине 60-х.
«Я очень много ездила по стране не только как журналист, но уже от Бюро пропаганды кино, потому что я уже стала писать о кино… Я непосредственно встречалась со своим читателем, с людьми, которые жаждали слова человеческого. Я помню, у меня была такая тема – авторская песня на экране. А у меня были подпольные кадры выступления Высоцкого, Окуджавы, Галича. И как меня вообще не арестовали, я до сих пор не понимаю. И я это все возила и показывала. Я помню, я была в Караганде, и там зал был на три тысячи человек. И невозможно было пройти, люди хотели это увидеть своими глазами, это услышать. Ведь никогда они не слышали живого Окуджаву, я уже не говорю о том, чем были его песни и кем был сам Окуджава в то время для нас. Это ни с чем невозможно сравнить».