Но главное, что и в Союзе коммунистов Югославии, и в КПСС в то время действовали принципы, сформулированные на Десятом съезде советских коммунистов еще в 1921 году о единстве партии. И Хрущеву для проведения его политики нужно было не делить коммунистов на сталинистов и антисталинистов, а подчеркивать единство партии: все коммунисты должны были быть едины и в собственных глазах, и в глазах всего остального мира. Потом началась резкая полемика, которая вылилась на страницы газет и закончилась в августе 1957 года, когда Тито с Хрущевым встретились в Румынии и отношения более или менее снова нормализовались.
Но в 1958 году прошел седьмой съезд Союза коммунистов Югославии, на котором была принята новая программа. Это вызвало новое обострение отношений и уже чисто идеологический спор. В 1961 году, когда была принята новая редакция программы КПСС, СКЮ в ней обвинили в ревизионизме. Тем более представители СКЮ то принимали, то не принимали участие в многочисленных совещаниях международных компартий, манипулируя таким образом международным коммунистическим движением.
Тем не менее в советско-китайском конфликте Тито занял сторону Советского Союза, что вновь обусловило улучшение советско-югославских отношений и личных отношений Хрущева и Тито.
Однако Тито даже при улучшении отношений был самостоятельным игроком в международном коммунистическом движении и в мировой политике. Он так и не присоединился ни к Варшавскому договору, ни к СЭВу. Движение неприсоединения, которое они с Неру возглавили, – это была альтернатива в какой-то степени военным блокам – и Варшавскому договору, и НАТО. Сначала в СССР ставилась задача любым способом вернуть Тито в советский блок. Но он не мог дать обратный ход, потому что весь авторитет Югославии держался именно на независимой позиции страны.
После снятия Хрущева югославское руководство очень боялось восстановления сталинской политики. В Советском Союзе это понимали, и даже существует инструкция советским послам, которым поручалось довести до сведения не только югославской стороны, но и коммунистических партий других стран, что будет сохранена преемственность. Тем не менее ресталинизация все-таки произошла, но отношений с Югославией это не коснулось, они уже были относительно стабильными. Обострение отношений было только в 1968 году, а примерно с 1972 года обе партии, оба лидера и оба режима находились в состоянии постепенного застоя [44] .
Переводчик – работа особая. Очень многое зависит от того, с кем приходится работать, даже не столько по человеческим качествам, а по тому, как человек говорит.
«Скажите, пожалуйста, переводили ли вы выражение „Мы вам покажем кузькину мать!“? И если да, то как?»
Вопрос Виктору Суходреву, без которого не обходится ни одна передача с его участием
Переводчикам приходилось переводить выражение про кузькину мать и неоднократно, поскольку это было одно из любимых выражений Хрущева. Понимал он это выражение как «мы вам покажем такое, чего вы никогда не видели» и применял его, чтобы доказать преимущество социализма перед капитализмом. Хрущев говорил, что социализм, переходя особенно в заключительную фазу, то есть в коммунизм, так разовьет производственные отношения, производительные силы, промышленность, экономику и так далее, что все поразятся. Так он это сам объяснил своему переводчику Виктору Суходреву, чтобы тому было проще переводить.
Смысл еще одной знаменитой и одиозной хрущевской фразы «мы вас похороним» опять-таки заключался не в том, что «мы вас закопаем». Хрущев имел в виду неотвратимое развитие исторического процесса, когда социализм неизбежно победит капитализм. Капитализм отомрет, и его можно будет торжественно похоронить.
Помимо Хрущева и позже – Брежнева, Суходрев сопровождал Микояна, Косыгина, Громыко и других советских политических деятелей. Громыко прекрасно знал английский язык, хотя говорил с сильным русско-белорусским акцентом. Но во время переговоров он всегда говорил на русском языке и пользовался переводчиком, поскольку так требует международная практика.
Легче всего переводчикам было с таким человеком, как Брежнев, который не любил публично высказываться без заранее заготовленного текста. Причем чем дальше, тем больше это усугублялось. В последние годы, когда он был уже совершенно дряхлым стариком, он просто зачитывал странички готового текста, потом вяло слушал собеседника и считал, что на этом беседа закончилась. У переводчика заготовки будущих речей были перед глазами. Он их заранее изучал, даже помечал какие-то слова или выражения. По воспоминаниям Суходрева, такая работа «была просто скукотища», на которой можно было уснуть.
С Хрущевым, наоборот, было очень трудно работать, потому что он ненавидел читать тексты по бумажке, говорил отсебятину, не задумываясь, вставлял резкие выражения, перескакивал с темы на тему. Он всегда был неожиданным, всегда был спонтанным. Его речь изобиловала пословицами, поговорками, воспоминаниями о каких-то прочитанных рассказах, которые не могли опознать даже ведущие специалисты по русской литературе. Кроме того, у него в запасе было очень много не только русских, но и украинских пословиц и поговорок. Но зато и скучать при работе с Хрущевым не приходилось – шла словно некая дуэль между ним и переводчиком.
Виктор Суходрев вспоминал, что Хрущев был человеком, конечно, без всякого образования, в какой-то мере неотесанным, но зато по-мужицки мудрым и хорошо понимающим значение переводчика. Он знал, что как бы ни растекался мыслью по древу, как бы ни витийствовал, не его понимает иностранный собеседник, а того, кто переводит. И он очень заботливо и даже по-доброму относился к переводчику, особенно если знал, что тот работает по-настоящему профессионально, тонко и умело. Хрущев всегда ценил людей, делающих свое дело.
Жена Хрущева Нина Петровна английский язык, кстати, в отличие от него знала, но не так, чтобы вести какую-нибудь беседу, а просто элементарно могла переброситься несколькими фразами.
Суходрев дружил с Сергеем Хрущевым и Юлией Леонидовной (дочерью погибшего Леонида Хрущева), поэтому он продолжал общаться с опальным лидером и после 1964 года, даже встретил Новый год в его компании – Хрущев приехал в гости к сыну. Это был первый Новый год, который Никита Сергеевич встречал после снятия его с должности Первого секретаря. В качестве тоста он произнес речь, где цитировал Петра Первого, призывавшего своих бояр говорить от себя, без заготовок, чтобы «дурь каждого видна была». Видимо, он, прямо не называя, намекал на тех его бывших коллег, которые без бумажки и слова не могли произнести. А таких конечно же было большинство.
Еще раз они встретились на даче Хрущева. После этой встречи Суходрева вызвали куда положено и велели больше так не делать, хотя наказаний никаких не последовало.
Именно Суходрев был переводчиком Хрущева и на встречах с Кеннеди, и на знаменитой Генассамблее Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке 1960 года, где Хрущев выступил с большой речью. В 1960 году международная обстановка была сложная, произошел разрыв в отношениях с Соединенными Штатами Америки после того, как в СССР сбили разведывательный самолет У-2 с Фрэнсисом Гэри Пауэрсом на борту. Но Хрущев специально приехал в Соединенные Штаты не с визитом, а на Генассамблею их общей организации, всемирной организации ООН.