346 млн этих долларов лежат в одной из комнат казначейства и условно считаются находящимися в обороте…
…А потом следует изменение внешнего вида доллара, что произошло в 1996 году. И память о том, что в США когда-то были государственные деньги, будет полностью уничтожена. Об этом будут знать только нумизматы и узкий круг специалистов. Банкиры не прячут правду. Но чтобы ее увидеть, надо очень постараться. Своих врагов «печатная машинка» не проклинает. Она их приватизирует, она берет их на вооружение. Она их хвалит, воспевает их мудрость и мужество. И она девальвирует их сопротивление, она все превращает в фарс. Линкольн? Сегодня это не только «кто», но и «что». Это марка машины. И такой случай не единичен. Что такое понтиак? Это тоже марка автомобиля. А кто такой Понтиак? Мало кто знает. А ведь Понтиак был вождем индейского племени оттава. Он был руководителем самого грозного восстания против англичан в середине XVIII века. Понтиак призвал индейцев подняться и очистить свои исконные земли от «этих англичан, этих псов, одетых в красные шкуры». [387]
А теперь он превратился в автомобиль.
Но что нам история чужой страны, если мы плохо знаем героев собственной…
В европейских вопросах ориентируемся на Англию.
Максим Литвинов [388]
Есть в истории нашей страны люди, о которых все знают, пока они живы, но о которых очень быстро забывают после их смерти. Происходит это потому, что их роль настолько своеобразна, что лучше об этих персонах промолчать. Чтобы не наговорить лишнего. Между тем изучение биографий подобных персонажей может нам много рассказать о сегодняшней политике. Ведь на самом деле в любом веке политика одинакова. Главное — заставить других делать то, что нужно вам. И революционеры в этом деле просто незаменимы. Сначала они могут опрокинуть державу-соперника, а потом, возглавив новый режим в разрушенной стране, делать то, что выгодно тем, кто спонсировал их деятельность по разрушению страны-конкурента. Ведь не каждый раз так крупно везет, что в стране, мешающей «печатной машинке» двигаться к мировому господству, к власти приходит какой-нибудь Горбачев. И разрушает свою страну сам, без активной посторонней помощи. Вот Ельцину уже потребовались правильно воспитанные и образованные «советники». Чтобы в нужный момент сунуть на подпись закон о Центральном банке России, который для потери суверенитета Россией сделал ничуть не меньше целой армии захватчиков.
Поймем прошлое — понятнее станет настоящее. Кто из сегодняшних деятелей России является наиболее противоречивой фигурой? Без сомнения, Анатолий Борисович Чубайс. Его фигуру, его масштаб очень сложно осознать, оперируя цифрами окладов, процентами прибыли или мегаваттами электроэнергии. Тут нужна другая мерка — поистине исторического масштаба. Все станет понятнее и нагляднее, если в недрах нашей истории удастся отыскать подходящую для сравнения фигуру.
И такая фигура есть, и я уже даже писал о ней. Но поскольку вопросы про Чубайса продолжают возникать и сыпаться, словно из рога изобилия, я решил вернуться к описанию его предшественника в российской истории. Расширить это описание, дополнить его. Чтобы каждый гражданин России мог самостоятельно понять, почему Анатолий Борисович Чубайс получает очередное важнейшее назначение и очередное награждение к юбилею. Без всякой причинно-следственной связи с результатами его деятельности…
В литературе существует целый жанр, посвященный жизнеописанию известных людей. Это мемуаристика. Либо сам «персонаж» пишет воспоминания, либо кто-то о нем повествует. Обычно люди, занимающие важные посты в государстве, оставляют после себя мемуары. Они стараются это сделать, чтобы важные детали эпохи не Ускользнули вместе с ними в небытие. Чтобы будущие историки и исследователи имели материал для анализа и выводов. Существуют ли профессии, которые «не дают» людям писать мемуары или рассказывать о своей деятельности? Писатели и поэты пишут про себя и своих Известных знакомых. Простые граждане, пережившие удивительные Истории, стараются доверить их бумаге и перу. Полки книжных магазинов буквально завалены мемуарами маршалов и генералов разных стран. Не отстают от бравых вояк и политики. При этом высшего поста государства не достигают, но это не мешает им откровенничать большим тиражом с потенциальными избирателями. Руководители стран пишут мемуары — разумеется, не рассказывая государственных тайн и выставляя себя голубями мира. Делятся мыслями и воспоминаниями революционеры и контрреволюционеры. Строчат книги работники следствия и руководители правоохранительных структур. Пишут мемуары и разведчики. Правда, при одном условии — либо они провалились, либо перешли на сторону противника. При этом, опять таки, часть информации в книгу не входит.
Честное слово, не знаю я профессии, представители которой точно не могли бы внести свою лепту в мемуарную литературу. Пишут мемуары и дипломаты. А вот видный советский государственный деятель, дипломат и революционер Максим Максимович Литвинов мемуаров не оставил. [389] Более того — он и не хотел их писать. Говорил он по этому поводу весьма странные вещи: «Коллонтай часто упрекала Литвинова за то, что он не пишет мемуаров. Считала, что история революционной и дипломатической деятельности Литвинова будет очень важна для будущих поколений, для их воспитания на традициях ленинской партии. С просьбой засесть за мемуары к Литвинову обращались и многие другие товарищи. Максим Максимович либо отмалчивался, либо отвечал односложно: не привык писать». [390] Это говорит дипломат, выступавший десятки раз с трибун международных конференций, один из самых ярких ораторов тогдашней ООН — Лиги Наций. Писавший и диктовавший свои речи неоднократно…
«Летом 1950 года из Лондона в Москву приехал давний знакомый Литвинова Эндрю Ротштейн…
— Почему не пишете мемуары? — спросил Ротштейн.
И снова Литвинов ответил кратко:
— Не время писать воспоминания». [391]
Конечно, не время писать мемуары. Рановато. В 1950 году Литвинову всего семьдесят четыре года. Он в отставке, на пенсии. Через полтора года уйдет из жизни. А когда наступит «то самое» время писать? После восьмидесяти? В девяносто один год? Понимая, что ценнейший свидетель эпохи может уйти в любой момент, неугомонная мадам Коллонтай вновь настаивает и просит «все же взяться за мемуары». Вежливый Литвинов отвечает ей: «…Писать я, увы» разучился (физически), ибо за все время после революции я ничего от руки не писал и привык диктовать стенографистке. Теперь же диктовать некому. Так что следовать Вашему совету уже по этой причине не могу, не говоря о более серьезных причинах…» [392]