С одной стороны от трона стоял Дойл, с другой – Мистраль. Если бы за троном не стояли еще летуны, мы бы смотрелись скульптурной группой сидхе, но нам хотелось, чтобы все, кто находился рядом с моей матерью, поняли: если что, сражаться им предстоит не только с нами четырьмя. Это надо было объяснить им в самую первую очередь.
Я устроилась поудобнее на коленях у Шолто. Он обнял меня за талию, очень фамильярно положив руку мне на бедро. Вообще-то право на такую фамильярность он не заслужил. Из троих присутствующих стражей он был со мной меньше всего, но мы устраивали спектакль, и одной из целей спектакля было доказать, что все они – мои любовники. А когда стараешься доказать такое, деталь вроде руки на бедре значит немало.
– Меня не нужно спасать, мама, и ты отлично это знаешь.
– Как ты можешь так говорить? Ты Благая сидхе, тебя у нас похитили!
– Благой двор не потерял ничего, чем бы дорожил. А если вам нужна чаша, то все, кто может слышать мои слова, знают: чаша появляется там, где захочет Богиня. А Богиня пожелала отправить ее ко мне.
– При нашем дворе это считают великой удачей, Мередит. Тебе нужно вернуться вместе с чашей домой, и ты станешь королевой.
– Супругой Тараниса, хочешь сказать? – спросила я.
Она радостно улыбнулась.
– Конечно.
– Мама, он меня изнасиловал.
Дойл придвинулся ко мне ближе, хотя и так стоял совсем близко. Я машинально потянулась к нему – чтобы он держал меня за руку, хоть я сижу на коленях Шолто.
– Как ты можешь говорить такое? Ты носишь его детей.
– Это не его дети. Отцы моих близнецов сейчас рядом со мной.
Мистраль шагнул ближе к трону. Руку я ему не подала, потому что мне их не хватило – одна была у Дойла, вторая – на плече Шолто. Так что Мистраль просто шагнул ближе, подчеркивая мои слова.
– Ложь. Ложь Неблагих!
– Я не королева Неблагого двора, мама. Пока что. Но я – царица слуа.
Она поправила жесткие пышные рукава своего платья и неуважительно фыркнула:
– И это тоже неправда.
Мне очень захотелось, чтобы на волосах у меня появилась цветочная корона, но такая магия не приходит по заказу. Впрочем, увидев меня и Шолто в коронах, Бесаба могла еще больше утвердиться в мысли, что мы Благие по натуре. Короны-то из цветов и трав, как ни крути.
– Называй как хочешь, но я довольна своим окружением. Можешь ли ты сказать то же самое о себе?
– Я люблю свой двор и своего короля, – заявила она со всей искренностью.
– Даже сейчас, когда из-за происков Благих погибла твоя мать, моя бабушка? Это было чуть ли не вчера!
На миг ее лицо помрачнело, но она тут же выпрямилась и посмотрела мне в глаза:
– Мою мать убила не Кэйр. Как мне сказали, смертельный удар нанес один из твоих стражей.
– Да, спасая мне жизнь.
Тут она оторопела – кажется, по-настоящему.
– Моя мать никогда не причинила бы тебе вреда. Она тебя любила.
– Это так. И я любила ее. Но магия Кэйр обратила ее против меня и тех, кто мне дорог. Это были злые чары, мама, и то, что Кэйр наложила их на свою собственную бабушку – это еще хуже.
– Ты лжешь.
– Я повела Дикую охоту вершить мою месть. Если бы это не было чистой правдой, охота либо не явилась бы на мой зов, либо гончие псы меня же и разорвали бы на мелкие куски. Только они этого не сделали. Они помогли мне загнать Кэйр. Помогли ее убить, а потом спасти отцов моих детей, которые еще были под ударом.
Она покачала головой, но самоуверенности в ней поубавилось. Поубавилось, но я ее знаю – уверенность к ней вернется. Всегда возвращается. Она заметит, насколько неправа она или ее сторона, а потом быстренько стряхнет прочь неудобное знание и закутается в невежество, словно в старый привычный плащ.
Я наклонилась вперед с колен Шолто, рукой сжала его ладонь – теперь я держалась за руки Шолто и Дойла сразу. Я наклонилась к зеркалу на стене и быстро сказала, стараясь пробиться в наметившуюся щелку в лелеемом матерью невежестве:
– Мама, Дикая охота не повинуется лжецам и изменникам. Таранис меня изнасиловал, но опоздал. Я рожу двойню, и Богиня указала мне на их отцов.
– У тебя будет двое детей, а мужчин здесь трое. Кто же лишний?
Она уходила от неприятной правды, переводя внимание на детали. Ни вопроса об изнасиловании, ни о заговорщиках, которых мы разбили с помощью Дикой охоты, нет – она занялась устным счетом. Отцов и детей подсчитывает.
– В истории сидхе множество богинь, рожавших ребенка от нескольких отцов сразу. Клотра вспоминается первой, но были и другие. Видимо, мне нужно несколько королей, а не один.
– Тебя околдовали, Мередит. Всем известно, что царь слуа отлично владеет гламором.
Вот она и вернула себе уверенность. Иногда я сама не понимаю, зачем я каждый раз пытаюсь что-то ей объяснить. Ах да, она моя мать. Наверное, никто не может полностью отказаться от своих родителей. Вероятно, и родители по отношению к нам испытывают то же чувство.
– Нас обручила сама земля фейри, мама.
Я расстегнула тугой манжет и подтянула рукав кверху, насколько удалось, а удалось не намного. У Шолто рукава были пошире, и татуировка видна была лучше, но и так шипов и роз хватило, чтобы увидеть: татуировки парные.
Она помотала головой:
– Татуировку можно сделать у людей в любом салоне.
Я расхохоталась. Не смогла удержаться.
Она опешила.
– Здесь нет ничего смешного, Мередит.
– Да, мама, нет. – Но усмешка не сходила с моего лица. – Видишь ли, мне осталось либо смеяться, либо начать на тебя орать, а это вряд ли поможет делу.
Я вернула рукав на место и застегнула костяную пуговицу. Шолто последовал моему примеру. Я встала и вышла из поля видимости – только для того, чтобы взять со стола в другом конце зала некоторый предмет.
– Надо ли? – спросил Мистраль.
Я посмотрела на стол, где лежало все отданное нам древнее оружие. Стоит ли, действительно? Я не вполне была уверена, но я устала. Устала от постоянных покушений на нас. Устала от общего убеждения, что стоит лишить меня моих стражей, и я стану пешкой, которой можно вертеть как захочется. С меня было довольно.
Я еще помедлила, протянув руку к мечу Абен-дул, и стала молиться. «О Богиня, нужно ли мне показать им, кто я есть? Нужно ли заставить их бояться меня?». Я ждала знака, и подумала уже, что Она не ответит, но тут появился слабый аромат роз. Ожила татуировка у меня на запястье, затрепетала бабочка на животе. И на волосах у меня соткалась сама собой корона из омелы и роз.
Я взялась за рукоять меча – мне было страшно. Я боялась того, что он может сотворить в моих руках. Рука плоти – кошмарная магия, а с этим мечом я могла ее применить на расстоянии, и никто не вынул бы этот меч у меня из рук, не рискуя тем самым ужасом, которого хотел избежать.