И Асторы, и Перкинсы стремились к расширению источников получения опиума. Их агенты повсюду рыскали в поисках этого доходного груза.
Полнейшее пренебрежение законами Китайского государства, нарушение всех принципов морали вполне оправдывались с точки зрения американских дельцов исключительно высокими прибылями от торговли опиумом [383] .
Американских опиумоторговцев — Жирара, Перкинсов, Асторов и многих других — вполне можно поставить в один ряд с Уотсоном и Уилером.
В американской историографии постыдная, попирающая все нормы гуманности торговля наркотиками рассматривается как обычная торговая деятельность [384] .
В большой статье американского историка Стэллэ «Американская торговля опиумом в Китае до 1820 г.» освещаются первые этапы опиумной торговли. Автор отмечает, что на рубеже XVIII–XIX веков Соединенным Штатам удалось практически захватить в свои руки контроль над опиумными рынками Леванта. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что к данному времени американцы уже обосновались в Смирне, создали здесь свои торговые учреждения и фактически добились от правительства Османской империи распространения на них принципа «наиболее благоприятствуемой нации» [385] . Определенное значение к тому же имела монополия на торговлю с Китаем, сохранявшаяся за Ост-Индской компанией вплоть до 1833 года, которая препятствовала частным английским судовладельцам провозить опиум в Китай.
«В 1805 году, — писал Ч. Стэллэ, — американские купцы смогли воспользоваться практической монополией, которая была обеспечена им политикой Ост-Индской компании… Опиум стал предметом признанной ценности в американской торговле с Турцией… Некоторая часть турецкого опиума могла быть ввезена для собственных нужд в Соединенные Штаты, но большая часть опиума, вывозившегося из Смирны в Америку, отправлялась в Китай» По данным, приводимым Стэллэ, американцы ввезли в Кантон в 1805 году 102 пикуля турецкого опиума, что составляет примерно 5,4 тыс. кг, в 1806 году — 180 пикулей (9,5 тыс. кг), в 1807 году — 150 пикулей (около 8 тыс. кг) [386] .
Английская Ост-Индская компания в 1808 году добилась акта о наложении эмбарго на американскую торговлю, который привел к сокращению всей американской торговли с Китаем, в том числе и ввоза опиума, однако очень скоро эти ограничения были отменены, после чего закупки американцами турецкого опиума для вывоза в Китай еще более возросли. Особенно много наркотика вывезли из Смирны побывавшие здесь в 1810 году американские корабли «Экспектейшн» и «Резолюшн».
В Османской империи к этому времени все более множились американские торговые дома. Например, в 1811 году был основан в Смирне торговый дом Вудмэса и Дэвида Оффли [387] .
В первой половине XIX века опиум являлся важнейшей составной частью американских закупок в Турции, занимая в них первое место по стоимости. Так, в 1829 году общая стоимость товаров, вывезенных США из Турции, составляла 293 237 долларов, а опиума было приобретено на 92 294 долл. (30 %); в 1830 году из общей стоимости вывоза 417 392 долл. на опиум приходилось 132 222 долл. (свыше 30 %) [388] .
В течение всего этого времени наркотики продолжали играть важную роль в выкачке американцами серебра из Китая, и Османская империя в связи с этим привлекала особое внимание предпринимателей Соединенных Штатов.
Нюансы данного эпизода истории обусловлены тем, что в ХIХ веке Европу и США охватила мода на чай, популярность напитка росла, спровоцированная еще и тем, что ему приписывались чудодейственные свойства. Однако китайские власти, считая чай своим стратегическим, как сказали бы сейчас, эксклюзивным товаром, велели продавать его за серебро, тогда англичане и американцы придумали хитрый ход: они стали выкачивать серебро из самого Китая, продавая наркотики за это самое серебро. Уже в 1816 году объем продаж опиума в Китай увеличился до 22 000 ящиков в год (столь значительные объемы опиумной торговли и не снились большинству современных наркодельцов). Серебро, которое оставляли в Гуанчжоу английские и американские купцы, торговавшие чаем, возвращалось в их же руки. В Индии и Англии оно перестало быть «хорошим металлом», цена на него падала, в то время как в Китае возник дефицит серебра. Вместе с ростом в Поднебесной курса серебра падала цена на чай, и английские купцы могли уже не опасаться за свои доходы [389] .
Китайское правительство понимало, что вместо получения прибылей государство оказалось перед угрозой катастрофической утечки драгоценных металлов, которая могла вызвать кризис и так не слишком устойчивой денежной системы. Экономические сложности сопровождались повальной наркоманией, которая распространялась по Южному и прибрежному Китаю. Несколько сотен тысяч подданных императора Даогуана (1821–1850) превратились в физически и морально искалеченных людей; причем в массе своей это были активные личности, ибо на регулярное получение доз опиума необходимы суммы денег, отсутствовавшие у рядовых крестьян. Многие наркоманы пополняли ряды тайных религиозных и политических обществ, еще большее их число шло на преступления, чтобы раздобыть деньги для покупки наркотиков.
В 1837 году при дворе Даогуана сформировалась влиятельная «национальная» партия, стоявшая за полное прекращение торговли опиумом и ограничение прав английских купцов. Ее возглавил знатный чиновник Линь Цзэ-сюй (1785–1850), который в декабре 1838 года получил назначение в провинцию Гуандун в качестве комиссара с особыми полномочиями [390] .
Но борьба китайцев против американских, а также английских и французских наркоторговцев долго оставалась безуспешной, между тем география «опиумного бизнеса» тех же американских «деловых людей» лишь росла, она захватывала все новые страны. Американцы понимали, какова может быть сила и эффективность наркобизнеса, а также «политическая целесообразность», если использовать его умело и расчетливо. С наступлением ХХ века методами влияния на иностранные государства с помощью наркотиков заинтересовалось ЦРУ, тогда история новых «опиумных войн» стала еще более занимательна, ведь с наступлением новых реалий, когда для борьбы с коммунизмом американцам нужно было поддерживать положительный образ своей страны и своей системы, они стали активно декларировать борьбу с наркоторговлей, на деле же стремились лишь использовать ее для извлечения финансовых и политических выгод.