В ноябре — декабре 1918 года шла усиленная разгрузка тюрем через военно-полевые суды. Ежедневно в разных местах города шли заседания полевых судов. Вот описание одного из таких заседаний: присутствовало пять судей — офицеров. При чтении обвинительного акта посыпались слова: социалистическая революция, коммунизм, агитация, экспроприация собственности, пропаганда и т. п. А арестованные крестьяне вынуждены были понурив головы слушать непонятные для них слова. Одни обвинялись в том, что, желая избавиться от голода, призывали односельчан устроить комитет взаимопомощи, другие давали подводы красным. Затем начался допрос, длившийся 40 минут. Их забрасывали вопросами, не давая возможности подумать. Затем допрашивали подполковника морской службы Федорова. Он обвинялся в измене Северному правительству, в сочувствии большевикам и антисоюзнической агитации. Около часа длился допрос. Через 20 минут суд выносил приговор: «По указу Верховного правительства Северной области, крестьяне деревни Медвежья Гора… за деяние, предусмотренное такими-то статьями, приговариваются к смертной казни через расстрел. То же касается и Федорова» [85] . В своих действиях интервенты не брезговали даже самыми подлыми приемами. В один из июльских дней 1918 года в Онегу пришла депеша о том, что из Мурманска следует пароход «Михаил Архангел» с продовольствием для населения города. Жители Онеги с нетерпением ожидали его прибытия. И когда «Михаил Архангел» подошел к пристани, неожиданно раздался пулеметный треск, падали люди, слышались душераздирающие вопли. Люди бросились врассыпную. А по трапу с винтовками наперевес высаживались английские и американские солдаты. За ними на берег сошел полковник Торнхилл. Весь Онежский уезд оказался во власти интервентов [86] .
Тюремных помещений не хватало. Под тюрьмы заняли подвалы таможни, трюмы пароходов (например, «Волжский»). Были выстроены тюрьмы на Кегострове, на Быку, на Бакарице. Наиболее мрачную славу снискали каторжные тюрьмы на острове Мудьюг и в бухте Иоканьга. Созданные интервентами Мудьюгская и Иоканьгская ссыльнокаторжные тюрьмы — самые кошмарные и позорные страницы истории англо-американской интервенции на Севере. А так как тюрьмы Печенги, Мурманска, Кеми и Архангельска в 1918 году были переполнены, то, чтобы «разгрузить» места заключения, 23 августа 1918 года открыли каторжную тюрьму на заброшенном, пустынном острове Мудьюге, расположенном в Двинской губе Белого моря, в 60 километрах от Архангельска [87] . Тюрьму назвали «первым концентрационным лагерем для военнопленных». В действительности лагерь оказался каторжной тюрьмой. Первая группа каторжан прибыла на остров 23 августа 1918 года Им предстояло своими руками построить и оборудовать себе тюрьму, в первую очередь карцеры-землянки.
Начальник тюрьмы Судаков установил жесточайший режим. Заключенных истязали, морили голодом, держали в карцере, из которого если кто и выходил живым, то на всю жизнь оставался калекой. Одним из первых туда попал заместитель председателя Архангельского Совета рабочих и солдатских депутатов А. Гуляев. На третьи сутки пребывания в карцере он уже не мог передвигаться и вставать с места. Бывший узник Мудьюгской тюрьмы Павел Петрович Рассказов писал: «Представление о Мудьюге неразрывно связано с представлениями о высших страданиях, о высшей человеческой жестокости и неизбежности мучительной смерти. Кто попал на Мудьюг, тот живой труп, тот не вернется к жизни» [88] .
Прибывших в Мудьюг стригли «под машинку». Не было ни бани, ни умывальников. Поэтому умывались из котелков, которые выдавались для пищи. Белье не выдавалось, одежда сгнивала на теле. Число заключенных в бараках, рассчитанных на 100 человек, дошло до 350 человек. Тюрьма представляла собой дощатые сараи, окруженные колючей проволокой, в шагах пятидесяти от них стояли могильные кресты [89] . Санитарно-гигиенические условия были ужасающими. Неимоверная теснота, грязь, паразиты и голод создавали самые благоприятные условия для заболеваний, а администрация не только не старалась улучшить положение заключенных, но и всячески стремилась сделать их еще более невыносимыми. Впоследствии это вылилось в страшные эпидемии тифа, дизентерии [90] . Участник гражданской войны Игнатьев в своем очерке «Некоторые факты и итоги 4 лет гражданской войны» рассказывает: «Громадный процент арестованных был поражен цингой. Карцеры были холодными, располагались в простых погребах. “Больница” была такова, что сотрудник Онежской земской управы Душин лежа в ней в тифу отморозил себе все пальцы на ногах» [91] . Это был «лагерь смерти». Работать заставляли по 18 часов в день. Врач Маршавин свидетельствует, что работали заключенные с пяти утра до 23 часов. Часть из них работала в лесу, вырубая деревья на столбы для проволочных заграждений. Перерывов на отдых не было. В особенности тяжелы были земельные работы. Для засыпки низких мест срывали возвышенности и землю насыпали на носилки. Уже одни только носилки были очень тяжелы для изнуренных, голодных людей. Чтобы возить дрова, в сани впрягалось четыре человека. Немного легче была работа на устройстве проволочных заграждений. Люди ходили оборванными и поцарапанными, рукавиц для этой работы не было. Зимой снег заставляли разгребать также голыми руками. За две недели пребывания на Мудьюге все деревья на территории лагеря были вырублены, и два ряда проволочных заграждений высотой около 1,5 сажени охватывали лагерь колюче-острым железным кольцом [92] .
Второго октября 1918 года в четыре утра 119 заключенных вывели во двор и погнали на баржу, которая стояла у Поморской пристани. В полузатопленную баржу сбрасывались арестанты. Баржу буксиром привели на Мудьюг. Под градом ударов, по грудь в холодной морской воде остатки группы достигли острова. Многие не остались в живых.
В тюрьме применялись изуверские пытки: жгли каленым железом, закапывали живьем в землю. Широко применяли и железные кандалы. Заключенные пытались группами или в одиночку бежать, но их ловили и расстреливали.
В середине октября 1918 года бывший начальник Соломбальской милиции А. И. Вельможный организовал групповой побег с острова. Он и двое матросов ночью преодолели проволочные заграждения и на лодке переправились через пролив. Они были пойманы в Архангельске, водворены на Мудьюг и расстреляны [93] . 30 июля 1919 года бежавшие из неволи Варфоламеев, Лупачев, Котлов были убиты при задержании. И все же большевики, находившиеся в Мудьюгской ссыльнокаторжной тюрьме, вновь приступили к подготовке группового побега. Руководили его организацией Левачев, Стрелков, Поскакухин. В стенке барака они устроили тайник, куда от пайка складывали по одной галете, создавая продовольственный фонд. Бывший узник лагеря М. А. Кузнецов рассказывал, что дневным рационом было в лучшем случае четыре галеты, консервы и горстка риса [94] .